Территория любви⁠⁠

Территория любви

Человек, похожий на человека, в форме, похожей на спецодежду, подошёл к другому человеку, сидящему на земле, и слегка попинал его ботинком. Не сильно. Но настойчиво.

Их было двое — на полу подземного перехода. Тот, кого воспитательно пинали, резко вскочил, как по команде, и побежал. Как можно дальше от пинающего, вперёд. Его шатало и заносило на бегу, он тянул руки вперёд, как слепой...

Второй не то что бежать, двигаться уже не мог. Пинать его не имело никакого смысла. Никакого.

— Куда ты едешь, — спросили меня на работе, когда я сказала, что собираюсь вместе с фондом Лизы Глинки кормить на вокзале бомжей. — Ты что! Никаких бомжей уже давно нет. Не девяностые все же.

Все хотят, чтобы их не было. Ну, ладно, не все, а те, например, граждане, которые внезапно обнаруживают благоухающего бомжа у себя в подъезде. Или его же — во весь рост растянувшегося — на диванчике в вагоне. А так никто о них и не вспоминает. Пусть полиция о них думает. Вернее, о том, чтобы их не было. Чтобы не мешали, не воняли, не пугали, не просили, не, не, не...

Но они существуют. Рядом. Но как будто за толстым стеклом. Мы их иногда видим, но никогда не слышим.

— Считайте бутерброды. Сколько? Сто? Нормально.

Хлеб, колбаса, Володя и волонтёры

Свежий, мягкий хлеб и докторскую колбасу принёс Володя. У него десять детей, восемь из них приемные, и уже шесть внуков. Семья ждёт седьмого.

Володя хватает тяжеленный бидон с борщом и тащит его к машине. Сегодня будет борщ, салат, хлеб, колбаса, чай, компот, огромные антоновские яблоки.

Суп дарит раз в неделю очень непростое такое кафе в центре Москвы. Мотивация мне неизвестна. Может, шеф этого кафе знает, что в гробу карманов нет и надо не только зарабатывать, но и немного помогать. А может, это просто хороший и добрый человек, который не рассуждает, а делает. Да какая нам разница! Главное, что есть люди, которые готовы накормить других людей. Совершенно безвозмездно. Просто так. Никакой выгоды. У нас не снижают налог тем, кто помогает благотворительным организациям, никаких бонусов. Кроме самых главных, наверное. Но их начисляют не здесь, не на земле.

Название кафе я вам не скажу. Нет уж. Как и не укажу ту медицинскую организацию, которая каждый месяц отгружает фонду Лизы Глинки дорогое медицинское оборудование.

Я очень не хочу, чтобы в этот текст пришли проницательные люди и обвинили меня в скрытой рекламе. Но очень хочу, чтобы мои читатели порадовались так же, как и я, тому, что каждый четверг и каждую субботу многодетный отец Володя, Наташа Авилова и ее команда в белых плащах везут к трём вокзалам горячую еду и свежайшие бутерброды.

А если не радуетесь, то, право, зря. Вот та очередь, которая моментально выстроилась перед раскладным столом с едой, была нам очень рада.

Нас ждали.

Ещё только машина подъехала, сразу подбежали два основательно небритых мужичка с тележками: "Девочки, мы все отвезём, все сделаем, поможем!"

Наташу и ее команду тут знают и ждут.

Бидон с супом, бидон с крепким сладким чаем, фляга с компотом, сумки, пакеты, маски, одноразовая посуда, медицинские перчатки, носки, тёплые кофты...

Фельдшер, операционная сестра, студентка пятого курса медицинского института... Медики всегда очень нужны. Дать простуженному безрецептурные препараты от насморка и кашля, перевязать порезанный палец. Узнав о более серьезном недомогании, настоять на отправке в больницу...

Разливается по мискам ароматный борщ, разбираются пакеты с хлебом и колбасой, ведутся разговоры.

— Я раньше садовником работал. Жена покойная скотину держала, птицу.

Нюхает яблоко.

Такой красивый мужчина. И знает об этом: лоб художественно перевязан лентой. Длинные кудри ухожены.

— Знаете, а у нас ведь было самое лучшее образование в мире! — это другой. Невысокий такой, в чёрной куртке. Нервное интеллигентное лицо.

— Я до сих пор помню, как звали мою первую учительницу! Галина Михайловна! Я считаю, что работа с маленькими — самая трудная!

Бедная Галина Михайловна, такой ли жизни хотела она для своего маленького ученика?

В какой-то момент очередь слишком напирает на столик, приходится всех выравнивать.

Но в целом обстановка необыкновенно доброжелательная. Никакого раздражения, ругани. Со всех сторон только "спасибо" и "пожалуйста", долгих лет жизни вам, красавицы, мужей хороших...

Так, знаю со слов Наташи, бывает не всегда. Случались и драки. Но сами обитатели вокзальных площадей их очень быстро пресекают, поддерживают порядок.

Несколько раз было и так: хорошо одетые добропорядочные граждане подбегут и пнут посильнее бидон с супом и выкрикнут своё вечное:"Развели тут бомжей и инфекцию!"

А Наташа Авилова, подхватывая тёплые бидоны, им о том, что такие люди и без неё тут жили, а её цель, чтобы они были накормлены, одеты, вылечены и тем самым стали максимально безопасны для пинающих бидоны.

— Давай перечислю тебе на карту за хлеб и колбасу.

Это Авилова Володе, который ведёт машину.

— Не надо.

— Спасибо.

Сто бутербродов от отца десяти детей, люди в халатах, на которых крупно написано "ДОКТОР ЛИЗА", а чуть выше и мельче слово "фонд".

Слово "фонд" закрывает белый капюшон. И со всех сторон видно только: ДОКТОР ЛИЗА, ДОКТОР ЛИЗА, ДОКТОР ЛИЗА...

Ее уже нет. И ее так много. Так тоже бывает.

Аккуратно по ее следам, стараясь ни при какой погоде не сбиться с курса, идёт Наташа Авилова. Лиза помогала тем, кому в силу тех или иных причин не могут помочь крупные фонды, Наташа тоже работает с такими людьми. Лиза приезжала кормить людей на вокзал — Наташа тоже едет.

Она как будто все время хочет догнать свою подругу, своего любимого шефа, поймать, услышать, прижаться, все-все рассказать...

Наташа даже в Сирию тогда поехала. Как только заново собрала гуманитарный груз, который погиб вместе с Лизой в том самолете.

Она и теперь там, где всегда была Лиза. А Лиза была там, где нужна помощь. А люди рядом потому, что здесь нет вранья, фальши, воровства и предательства.

Здесь все так, как и должно быть.

https://nikolaeva.livejournal.com/1217044.html

Спросила у мужа, как назвать пост. Он говорит: "Территория любви".