Борщевик
Добрый вечер уважаемые читатели. Вот и закончилась история " Борщевик шагает по стране " Буду вам благодарен если вы напишите своё мнение и отзыв. И вдвойне буду благодарен если напишите на "литрес" - это поможет мне в продвижении книги.
Добрый вечер уважаемые читатели. Вот и закончилась история " Борщевик шагает по стране " Буду вам благодарен если вы напишите своё мнение и отзыв. И вдвойне буду благодарен если напишите на "литрес" - это поможет мне в продвижении книги.
Часть 4 глава 8
Вышкин
Вышкин видел лишь, как падала жена. Ни ответного огня человека в белом костюме, ни изумленного лица брата, ни скривившегося от ужаса Сосновского. Лишь ее, медленно роняющую дробовик.
Он двинулся вперед. Ухватить, поймать, сделать это прежде, чем она ударится о бетонный пол. Вышкин стремительно пролетел мимо рухнувшего человека в белом костюме и буквально за секунду поймал Ольгу.
— Что ж ты наделала? — тихо произнес он, вглядываясь в ее глаза. — Ты с ума сошла?
— Вынудил, просто вынудил...
Вышкин неимоверным усилием воли заставил себя посмотреть на ее майку, где чуть левее сердца наливалось кровью все расширяющееся пятно.
— Полежи здесь, — он задрал свою майку и, оторвав кусок, приложил к ране. — Я нас вытащу, я обещаю.
Он поднялся и подошел к бледному Сосновскому.
— Ты сейчас же говоришь мне, как включить режим самоуничтожения.
— Я не знаю, — начал свое блеянье Сосновский.
— Ты не понял, — Вышкин выстрелил ему в левую ногу. — Как включить систему уничтожения?
— Стойте, стойте, не стреляйте, я знаю! — закричал один из солдат. — Там, на панели, есть пара кнопок. Одна из них — аварийное самоуничтожение. Я случайно подслушал. Могу даже сам включить.
— Только без фокусов, — Вышкин сделал жест подняться. — Давай покажи мастерство.
— Хорошо, — солдатик отряхнулся и на недоумевающий взгляд сослуживца лишь пожал плечами, заметив: — Я в детстве радиотехникой увлекался.
— Меньше слов, — махнул пистолетом Вышкин, — времени мало.
— Да-да. Конечно, — солдат подошел к панели. — Признаться, мне и самому тут все надоело, начальники же не спрашивают, нравится или нет, просто дают разнарядку и все. К тому же я просто не хочу тут умереть.
— Вообще, здраво рассуждаешь, — сказал Вышкин, наблюдая за тем, как он молотит по кнопкам.
— Спасибо. Вам на какое время поставить? Просто у вас раненые.
— Думаю, на полтора часа хватит. Только сделай так, чтобы отмены не было. Ведь ты с нами пойдешь и если что не так, то мне терять уже нечего.
— Конечно, конечно, только и вы Серегу отпустите. Он тоже с Костромы и ни в чем не виноват.
— Если все правильно сделаешь, оба выживете. Так, а здесь же сирена есть?
— Сработает в штатном режиме. Если о персонале беспокоитесь, то эвакуироваться времени всем хватит, кроме разве что, — он посмотрел на Сосновского, — Михаилу Вадимовичу сложно придется.
— А это уж как ваш коллектив решит. Ты сейчас о себе думай да о Сереге, вам еще домой возвращаться, к родным.
Вышкин посмотрел на сестру, на Мозалева, кажется, не к такой ситуации он готовился. Не к такой.
Тут в очередной раз завыла сирена. Солдат удовлетворенно отошел от панели и посмотрел ему в глаза:
— Вот и все, осталось лишь вытащить всех отсюда.
— Тогда берешь и помогаешь. Жень, ты как? Идти сможешь? — Вышкин посмотрел на Мозалева. — Я говорю: идти можешь?
Но Мозалев лишь пространно повернул голову. На мгновение Вышкину показалось, что тот вообще ничего не понимает, лишь просто смотрит куда-то в сторону, словно пытаясь что-то найти.
— Там, — он указал рукой на двери, — там, нам надо туда.
— А? — Вышкин развернулся и посмотрел на большую металлическую дверь. — Куда туда, ты что несешь? Иди наверх с сестрой, у нас времени нет тут прохлаждаться.
— Нет. Туда. Мне надо туда, — он нагнулся и освободил ноги. — Там мой товарищ. Его надо освободить.
— Какой, к черту, товарищ?! — Вышкин подошел к жене и бегло ее осмотрел, потом встал перед высвободившимся Мозалевым. — Ты в себе вообще, нам сестру твою вытаскивать надо!
— Уйди! — буркнул Мозалев и отшвырнул Вышкина, словно котенка. — Мне надо его спасти!
Отлетев к стенке, майор смачно приложился о бетон и чуть было не потерял сознание. Но прекрасная спортивная форма и отточенные навыки со времен службы в армии не дали ему потерять сознание, поэтому он лишь сплюнул кровь и быстро поднялся.
— Да вы тут что, с ума посходили?! — процедил он, снова приближаясь к Мозалеву. — Нет, так не пойдет.
И, не дав Евгению Петровичу обернуться, что есть силы рубанул его пистолетом по затылку, выключив и сознание, и желание кого-либо вызволять.
— Так-то оно лучше, — удовлетворенно заметил Вышкин. — А теперь ты и ты, помогите мне вынести их наверх. А то, не ровен час, еще кто-то прибежит.
Мозалев
Открыв глаза, я вижу небо. Чистое, белое, утреннее. Такое, какое оно и должно быть. Немного странно, но сейчас впервые настолько сильны во мне эти чувства, от которых у меня переполняет душу. А еще какой же он вкусный, этот воздух! Невероятно вкусный воздух.
Я поворачиваю голову и вижу сестру. Она лежит на траве, как и я, только в крови. Рядом ее муж, который, достав из аптечки бинты, делает Оле повязку. На лице его улыбка, кажется, он счастлив и нам ничего не угрожает. Я пытаюсь подняться. Откуда-то веет гарью.
Да. Точно. Это база. Теперь на ее месте огромная яма, отвратительно оголяющая бетонные балки. Кажется, теперь она уже точно никого не сможет принять. Или изучить, это не совсем понятно.
Я чувствую, как шумит в голове. Это последствия свежего воздуха, он буквально взорвал мое восприятие мира, он действительно ни на что похож и прекрасен. Хочется еще, еще и еще, настолько сильно он насыщает мое сознание.
Я поворачиваю лицо к солнцу. Это невероятно. Как же все тут прекрасно! Как насыщенно, великолепно! Я просто не могу сдержаться от желания впитать, впитать все эти удовольствия. Ох, как же хорошо!
Я слышу чей-то голос. Это муж моей сестры зовет меня. Что ж, это разумно. Я должен помочь донести ее до машины. Я кладу руку на траву и пытаюсь подняться. Боже, как же это мило, я вижу, как маленькие цветочки борщевика начинают медленно тянуться ко мне.
Эпилог
Сидя в министерстве обороны, генерал Вьюнов, держа папку в руках, буквально изъездил стул, никак не находя точку спокойствия. Он чувствовал, что что-то не так, а стул являет собой само проклятие, не давая ему расслабиться перед важной встречей.
— Часто, наверное, так? — он посмотрел на секретаря министра. — Час прошел.
— Бывает. По-разному бывает, — холодно ответила она. — Подождите еще немного.
— Да-да, конечно, — нервно заметил Вьюнов, еще крепче прижимая папку. Сначала он, конечно, хотел было что-то еще заметить этой девочке о вежливости и субординации, но потом вспомнил, что у нее звание генерал-майора.
И лишь спустя два часа он смог наконец попасть на прием к министру обороны Шангу Виктору Семеновичу, человеку с безупречной политической репутацией и железной волей.
— Прошу, садитесь, — указал на стул Шангу. — Вы по так называемому Тверскому инциденту?
— Гадюкинскому.
— А?
— Он — Гадюкинский. Тверь — это просто ближайший город, — пространно махнул рукой Вьюнов, чувствуя, как начинает резко тупеть и нести околесицу, — а сам взрыв был возле деревни Гадюкино.
— Неплохой такой взрыв, — ухмыльнулся министр, — некоторые посчитали это землетрясением.
— Да, — тоже заулыбался Вьюнов, но, увидев серьезное выражение лица министра, тут же погрустнел.
— И что? — сложив руки домиком, спросил Шангу. — Что можете сказать?
— Эм. Собственно… — начал было Вьюнов, но тут дверь открылась, и вошла секретарша.
— А, Наташенька, наконец-то. Мой любимый латте?
— Да, Виктор Семенович. Все, как вы любите.
Она поставила чашку с кофе на стол министру и, кокетливо улыбнувшись, вышла. Министр резко подсобрался, но, как говорится, большая часть строгости ушла вместе с секретарем.
— Итак, на чем мы остановились? Ах да, инцидент. Так что вы можете сказать по его поводу? Шума этот взрыв наделал немало, во всей округе стекла повылетали.
— Это связано с довольно старым экспериментом. В 1977 году была построена база, где проводили опыты по растениеводству. С борщевиком, да. Как-то так.
— Чего? Что вы мямлите несуразицу какую-то. Я отчет-то читал, — он указал на папку. — Я вас конкретно спрашиваю, почему возле этой деревни дыра размером триста метров в диаметре? Это же вы вели проект, верно?
— Вообще не я. Мой предшественник майор вел. А я так. На подхвате.
— На подхвате у майора?
— Не совсем. Там сложный процесс. Это очень странный эксперимент. Связан с борщевиком, инопланетянами и Тунгусским метеоритом.
— Борщевик, Тунгусский метеорит и инопланетяне. Наверное, мне так и стоит доложить президенту, верно? — спросил министр и с любопытством посмотрел на генерала. — Верно? Я ничего не упустил?
— Если кратко, то да. Все так.
— Скажите, вы идиот? — спросил министр, наклоняясь поближе. — Только честно.
— Никак нет, господин министр.
— Тогда что за херню вы сейчас мне тут впариваете?! Какой борщевик, что это за бред собачий?! Вы хоть понимаете, чем это все пахнет? Вы… Вы это понимаете?
— Сенсацией? — поморщился генерал, словно тыкая наугад по больным точкам.
— Идиотизмом, блядь! — не сдержался Шангу. — Этот ваш эксперимент сейчас в каждой газетенке муссируется! И что там отвечать — неясно. К тому же есть выжившие. Пока они молчат, слава богу. Но в целом языки могут и развязаться. А общей картины до сих пор нет.
Шангу посмотрел в сторону. В его глазах читалась странная усталость и озабоченность одновременно, что никак не могло не радовать военное сердце. Вьюнов размяк. Этот человек был лучшим, что дала им родина, и служить ему было самым настоящим подарком.
— Что с вами? — с гримасой посмотрел на него министр. — Вам плохо?
— Нет, — быстро ответил генерал, пряча свой восхищенный взгляд. — Думаю, что делать дальше.
— Это хорошо. Я тоже об этом думал. Там, между прочим, откуда-то взялась радиация, черт бы ее побрал. Признаться, я вообще не знал, что там отходы есть, пусть и в малом количестве. Черт знает что. В Подмосковье военная база с радиоактивными отходами, а мы ни слухом ни духом.
— Так действует режим особой секретности.
— Серьезно? — Шангу остановил на нем свой взгляд, сверлящий из-под ухоженных седых бровей. — Особой секретности? Но я вроде не последний тут человек, верно? Кстати, вы написали, что никакой угрозы, а точнее — борщевичной угрозы по распространению инфекции не существует.
— Так точно. Мы все зачистили.
— Да я не об этом. Вот тут, — министр ткнул папкой в бумажку, лежавшую на столе. — Тут написано, цитирую: «борщевичной». Это как понимать?
— Мы скосили весь борщевик вокруг базы и сожгли, — быстро ответил Вьюнов. — Еще и в Гадюкино часть прибрали.
— Мда. Об этом как раз я и хотел спросить. Что ж, — Шангу вздохнул, — значит, последствий действительно нет. И все же надо расчистить завал и посмотреть, что там произошло. И знаете, я решил поручить эту задачу именно вам. С тем лишь дополнением, что к вам будет приставлен мой человек. Для контроля. Надо понять, что там произошло.
— Его подорвали майор Вышкин, его сестра и брат.
— Жена и ее брат. У него нет сестры, — поправил его министр. — Но об этом я знаю, только по этой линии будем работать позже. Я сейчас на связи с Вольтушевым, он сказал, что вопрос о дискредитации в их ведомстве уже ведется. Сами понимаете, много чего утекло в прессу, и мы не можем резко давить. Как я сказал, мне важно знать, что там происходило внутри, а не кто устроил взрыв. Я ничего не знал об этом объекте. А это двадцать миллиардов!
— Пятнадцать вроде.
— Да? — Вьюнов задумчиво посмотрел на гостя. — Вы не ошибаетесь?
— У меня написано пятнадцать.
— Видимо, мой отчет новее, — улыбнулся министр. — Так, все распоряжения по вашему новому назначению я уже отправил. Четко следуйте инструкциям полковника Майко и, я думаю, через годик-два снова сможем вернуть вам вашу должность.
— Я смещен?
— Конечно, — сочувственно посмотрел на него министр, — вы же взрыв военной подземной базы проморгали, как иначе? Но повторяю, дальше зависит от вас. Справитесь с задачей — вернем. Кстати, по поводу Сосновского…
— А что с ним?
— Вы нашли тело?
— Судя по всему, оно осталось под обломками, как и тело майора.
— Надо найти. В обязательном порядке, — вздохнул министр. — Оказывается, он хоть и слегка блаженный, но на очень хорошем счету и совсем не идиот. Как и этот ваш… Как его?
— Мозалев?
— Да. Это ведь он позеленел?
— Частично, но по последним данным уже все прошло. Лежит в Первой Кировоградской под усиленной охраной и капельницами.
— А он и вправду с цветочками разговаривает?
— Частично да, — Вьюнов почему-то посмотрел по сторонам и тихо добавил: —Только не с любыми, ему специально борщевик поставили. Небольшой. В палату. А то угомониться все не мог, даже сбежать порывался.
— Господи боже, — выдохнул Шангу. — Надеюсь, конечно, пресса этого не напечатает. Помните: хватит утечек. Нас и так полными идиотами обрисовали. И где только они столько чуши нашли, словно у них свой фантазер там сидит. Даже в «Московском комсомольце» оболгали! И куда мир катится…
— В пропасть, господин министр, но пока мы с вами тут, он туда не упадет, — с готовностью выпалил Вьюнов.
Шангу задумчиво посмотрел на генерала. Иногда его, конечно, посещали мысли, что он зря дал своей девочке чин генерала, но вот сейчас, глядя в эти блестящие, подобострастные старческие глаза Вьюнова, он понимал, что был слишком строг к выбору. Наташенька вполне может быть лучше этих выслуженных привычных министерству вояк.
Конец
Заврин Даниил
Часть 4 глава 7
***
Мозалев внимательно следил за Сосновским. Тот отвечал тем же, словно пытаясь мысленно взять тот необходимый образец его крови, из-за которого погибла медсестра. Сосновский поднял руку и чуть приблизился к позеленевшему ученому.
— Это ведь ты, борщевик? Ты ведь? — спросил он, вглядываясь в лицо Мозалева. — Признайся, ты просто не умеешь пока пользоваться языком, но хоть что-то ты выразить можешь?
— Воды… — слабо произнес позеленевший Евгений Петрович. — Мне нужно воды.
— О, контакт! — хлопнул в ладоши Сосновский и буквально запрыгал на месте. — А ну быстро несите ему воды!
Он повернулся к солдатам, но те все еще нерешительно стояли на месте.
— Вы что, не слышали меня? Ему нужна вода, — повторил Сосновский, разводя руками. — А, да бог с вами!
Он подошел к небольшой раковине и набрал в колбу воды. Затем решительно, пусть и с опаской, вытянул ее вперед и начал приближаться к Мозалеву.
— Вот, прошу. Мой нескромный дар.
Подождав, пока Мозалев возьмет колбу, Сосновский краем глаза отметил все еще транслируемое на экране растение. Борщевик был недвижим, замерев с вытянутыми в их сторону листочками. Сосновский в умилении улыбнулся.
— Невероятно. Наконец-то мы встретились, это уму непостижимо. А ведь я знал, знал, что это случится. Ваши клетки невероятно мобильны и телепатия… Ой, это даже не Нобель, это три, а то и четыре Нобеля.
— Там, откуда я родом, это не имеет значения, — прошептал Мозалев. — Освободите меня.
Сосновский ехидно улыбнулся и посмотрел на правую руку ученого. Если борщевик решит вдруг вытаскивать ее, как и левую, то без серьезных повреждений тут никак не обойтись. Тем более что код от наручников лишь у него.
— Я так понимаю, при броске вы сломали кисть? — спросил Сосновский, разглядывая повисшую левую руку. — Без опыта слишком сильно бросили, не рассчитали нагрузки. Что ж, это даже хорошо. Признаться, мне было бы ужасно неприятно, если бы, освободившись, вы бросились на меня.
— Я не брошусь, — слабо проговорил Мозалев.
— Да ладно вам. Все в вашем случае попытались бы освободиться. Это вполне нормально для данной ситуации. Хотя лучше, конечно, наладить конструктивный диалог. Вам как? Понравилась наша вода?
— Да.
— Это хорошо. Первый дар и сразу пришелся по вкусу.
— Освободите меня.
— Да, я слышал вас, — прервал его Сосновский. — Но, судя по мертвому телу медсестры, это не совсем безопасно. Позвольте, я вас проинструктирую по поводу вашего пребывания здесь. Этот комплекс оснащен всеми необходимыми видами охраны и полностью защищен от любого воздействия извне. Поэтому очень прошу: ведите себя хорошо. Иначе, богом клянусь, тут с вами церемониться не станут.
— Богом?
— Не суть важно. В общем, вы должны оказывать нам содействие, то есть быть послушным. Понимаете?
— Нет. Не понимаю, — сказал Мозалев и устало наклонил голову. — Мне больно, выпустите меня.
— Увы, увы, увы, — Сосновский покачал головой и, подойдя поближе к Мозалеву, присел на корточки. — И все же как я счастлив, вы себе не представляете! Ведь я на пороге самого великого открытия в мире! И это так неописуемо прекрасно.
Вдруг неожиданно раскрылась дверь, и громкий крик прорезал лабораторию.
— На колени, твари, иначе всем бошки разнесу!!!
Сосновский обернулся и в ужасе отшатнулся. В дверях в кровавой майке и с дробовиком наперевес стояла невысокая девушка, сверля их остекленевшим от ярости взглядом. Судя по всему, она готова была стрелять на поражение.
Ольга
— Тише, тише, — произнес Сосновский, выставив руки вперед, — подождите, давайте поговорим.
— Отошел от него! Быстро! А вам лечь на землю! — крикнула Ольга двум солдатам, уже стоявшим на коленях.
— Вы даже не понимаете, что тут происходит, это уже не человек! — воскликнул Сосновский.
— С этим я сама разберусь, а ты пока освободи его.
— Боюсь, этого нельзя делать, в него ввели борщевичную сыворотку. Посмотрите сюда, я не обманываю. Видите его глаза? А кожный покров? Он не типичен для человека. Это явная мутация.
— Руки при себе держи, — уже тише сказала Ольга. — Братишка, ты как?
Мозалев с трудом перевел на нее взгляд, затем с трудом проронил:
— Все нормально, только освободи меня.
— Не вздумайте, оно вас обманывает. Смотрите вот сюда, — Сосновский указал на монитор. — Это борщевик, он овладел сознанием вашего брата и теперь использует его как переносчика или переговорщика. Поймите, это не ваш брат. Это инопланетная форма, которая использует борщевик для переноса своего сознания в человеческое.
— Ты хоть сам понял, что сказал?
— Тогда посмотрите сюда, — Сосновский указал на тело медсестры. — Это он убил ее.
— Я никого не убивал, — простонал Мозалев. — Скорее помоги мне!
— Это неправда, хотите, я докажу? Вот прямо сейчас! Мне надо просто нажать на кнопку повтора записи, вы сами все увидите. Это оно разбило ей голову о стенку!
Ольга замешкалась, посмотрев на тело медсестры, на брата и на Сосновского.
— Поверьте, я бы не смог этого сделать, потому что физически Лидия Павловна была ближе всех к этому существу. К тому же никто из нас просто не обладает подобной силой. Да и как мы вообще могли это сделать? Эти два солдата — они стояли у дверей, я вот здесь. К тому же мы просто боялись подходить к нему. Это же очевидно.
— Он врет. Освободи меня, — снова простонал Мозалев.
— Запись. Мне надо включить запись. Я просто покажу, что тут было, — сказал Сосновский, медленно приближаясь к панели управления. — Следите за мной, я очень и очень медленно включаю перемотку. Видите? Я безоружен, неопасен. Просто хочу показать вам запись.
— Одно резкое движение и головы не будет.
— Конечно. Все очень медленно.
Сосновский встал у монитора и быстро пробежал по клавиатуре пальцами. Ольга посмотрела на экран, где на серой поверхности стекла заиграла картина безжалостной расправы над несчастной Лидией Павловной.
— Вот! Видите, видите? Оно убило ее, причем безжалостно! — ликующие произнес Сосновский. — А самое главное — посмотрите, какова жестокость удара. Это же самое настоящее безумие!
— Жень, это ты сделал? — спросила Ольга, посмотрев на брата. — Это ты ее убил?
— Я не помню, — покачал головой Мозалев.
— Конечно, оно не помнит, — передразнил Мозалева Сосновский. — Оно только что раздробило череп человеку и теперь всячески будет это отрицать. Главное — не выпускать его. Поймите, оно крайне опасно.
— Да помолчите вы! — Ольга подошла к Мозалеву. — Ты правда убил ее?
— Я не знаю, — брат поднял на нее мутный взгляд. — Они что-то сделали со мной, пытали, мучили, я уже ничего не помню. Только боль. Прости меня.
Ольга сжала дробовик руками. Вид измученного брата, покрытого странной зеленой кожей, его мутные, полные страданий глаза… Все это заставило ее буквально закипеть от бешенства. Она развернулась и зло посмотрела на Сосновского.
— Пытал, значит. И как, понравилось? — Ольга сделала шаг и подняла ружье. — Говори, мразь, что ты чувствовал, когда делал с ним это?
— Это эксперимент, мы просто проводили опыт. И к тому же я интроверт.
— Опыт, значит? Тогда и я опыт проведу, — она направила на него ружье и выстрелила. — Теперь, наверное, я тоже этот… Интроверт.
— О боже, аааа… — Сосновский упал, скорчившись от боли.
— Что, больно, да? — Ольга подошла поближе. — Может, прострелить еще и ногу? А? Интроверт?
— Боже, боже, мне нужна помощь! — продолжал кричать ученый.
— Эй, солдатня, я вам сказала головы не поднимать, а то продырявлю! — сказала Ольга, снова поворачиваясь к брату. — Скажи, ты помнишь, где в шестом классе спрятал меня от гнавшихся за мной мальчишек?
Мозалев поднял голову и посмотрел на нее мутным взглядом. Затем кивнул и еле-еле процедил:
— Да. В лесу. В шалаше, который ты все время хотела найти.
— И все-таки нашла, — она улыбнулась и, посмотрев на металлический наручник, отстрелила замок. — Идти сможешь?
— Да, — ответил Мозалев и посмотрел на ноги, — там тоже нужно.
— А вот этого, я думаю, делать не стоит, — сказал человек в белом костюме, неожиданно войдя в лабораторию с выставленным вперед пистолетом. — И давайте без новых сюжетных поворотов. Положите ваше ружье и отойдите от него.
— Только через мой труп! — огрызнулась Ольга.
— Предложение более чем приемлемое, только вот я очень не люблю убивать женщин, поэтому давайте без лишних сцен жестокости.
— Я уйду лишь с ним, — решительно заявила она.
— Я бы сказал, что тут вопрос в другом: выйдете ли вы из этой комнаты вообще, — язвительно заметил человек в белом костюме.
— Да пристрели ты ее, наконец! — закричал Сосновский, держась за простреленный бок. — Смотри, что эта тварь сделала со мной!
— Я все вижу, Михаил Вадимович. Не волнуйтесь. Так что мы решаем, Ольга?
— Не стреляй, — прошептал Мозалев, положа руку на оружие сестры. — Он выиграл, ты ничего не можешь сделать.
— Он не сможет убить нас обоих одновременно, — сухо заметила она.
— Вы очень недооцениваете мои силы, — улыбнулся человек в белом костюме, — я крайне искусный стрелок.
— Как и я, майор, — сказал Вышкин, войдя в лабораторию. — Поверь, и целей у меня куда меньше.
— Мексиканская дуэль, — заметил человек в белом костюме. — И что же мы будем делать?
— Ты просто положишь пистолет.
— А если нет?
— Тогда ты умрешь.
— Но ты не убил меня сразу.
— Как ты говорил раньше, это может навредить моей карьере. Я еще не собираюсь увольняться.
— Твои условия?
— Я забираю жену и ее брата, а вы даете нам спокойно уйти.
— Не хочу тебе врать, но это невозможно. Ты только посмотри на своего зеленого, любой здравый человек скажет, что тут нужен карантин. Хотя бы недельный. Таких людей нельзя выпускать отсюда.
— Тогда нам всем нужен карантин. Мы ведь дышим одним воздухом, — парировал Вышкин, — а значит, заражены.
— Да стреляй уже! — крикнула Ольга, брезгливо разглядывая корчившегося от боли Сосновского. — Там разберемся уже, кому нужен, а кому не нужен карантин.
— Какая у вас жена кровожадная, а что с солдатами? Их тоже убьете?
— Как вести себя будут. Федь, он ведь не выпустит нас. Никто из них не выпустит нас. Они делали здесь чертовы опыты на людях и сделают все, чтобы оставить нас здесь навсегда.
— Да-да, объясните сотруднику ФСБ, как работает наша система, откройте ему глаза, — рассмеялся человек в белом костюме, — он ведь ничего о ней не знает.
— Да пошел ты! — крикнула Ольга и, подняв дробовик, выстрелила ему в грудь.
Заврин Даниил
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
Часть 4 глава 6
Сосновский
Михаил Вадимович Сосновский внимательно следил за тем, как Мозалева прикрепляли к металлической кровати. Кроме него в комнате находился человек в белом костюме, медсестра и два солдата.
Убедившись, что Мозалев в сознании, Сосновский кивнул медсестре и, нащупав вену, та вытащила шприц с зеленым содержимым. У Мозалева при этом широко раскрылись глаза.
— Наверное, сейчас надо сказать что-то, — задумчиво заметил Сосновский. — Все же это третий этап.
— Думаю, лучше без вступлений, — произнес человек в белом костюме. — Колите.
Медсестра посмотрела на Сосновского и, получив его одобрение, ввела сыворотку. Мозалева тут же выкрутило, после чего он истошно заорал. Сосновский покачал головой, и указав на уши человеку в белом костюме, надел наушники.
— Как видите, есть некоторые проблемы с восприятием! — прокричал он. — Несмотря на большую интеграцию, организм все же воспринимает сыворотку враждебно. Хотя это ненадолго. Посмотрите вот сюда.
Он указал на монитор с борщевиком, который качался из стороны в сторону и вдруг внезапно замер.
— Кажется, есть контакт, — удовлетворенно заметил Сосновский, замерев вслед за борщевиком. — Теперь следите за каждым движением. На ваших глазах совершается революция.
Тут произошло странное. Борщевик повернулся в сторону и потянул к стене листочки, словно пытаясь добраться до кого-то невидимого. Мозалев снова издал истошный вопль, изгибаясь в судорогах. После чего так же резко обмяк, видимо, потеряв сознание.
— Так и в прошлый раз было, — махнув рукой, заметил Сосновский. — Ничего страшного, сейчас очнется, доза-то другая.
— Искренне надеюсь, потому что пока эксперимент не особо впечатляет, — ответил человек в белом костюме.
Тут неожиданно моргнул свет, переменившись быстро в красный, и по помещению прошлась громкая сирена, оповещая всех о приближающейся аварии. Сосновский испуганно забегал глазами, а человек в белом костюме вытащил рацию.
— Что это? — спросил Сосновский, обеспокоенно взглянув на своего коллегу.
— Прорыв периметра, — спокойно заметил человек в белом костюме. — Думаю, не судьба мне оставаться с вами и наблюдать этот удивительный экспериментальный перформанс. Нарушители и так прошли достаточно далеко.
— Но кто?
— Узнаю — обязательно расскажу, — человек в белом костюме подошел к двери и жестом приказал солдатам оставаться в комнате. — Постарайтесь тут ничего не испортить, пока меня нет.
Он посмотрел на Сосновского и прикованного к кровати Мозалева. На мгновение ему показалось, что пленник пошевелил рукой, словно пробуя ремень на прочность. Но, как говорится, показалось. А потому, подождав минуту, человек в белом костюме нажал на кнопку и вышел в дверной проем.
Сосновский оглядел присутствующих. Исходя из опыта, он понимал, что сейчас главное — занять коллектив чем-то полезным, а потому решил продолжить эксперимент, развернувшись к прикованному Мозалеву. Только здесь его ожидало неожиданное открытие: изувечив левую руку, измученный ученый смог ее освободить.
***
— Господи Иисусе, да подойдите вы к нему уже! — рычал на медсестру Сосновский, когда она, держа иглу наперевес, нерешительно встала напротив ученого. — Просто возьмите образец. Неужели это так сложно?
— Но он смотрит, — сказал она, вглядываясь в позеленевшее лицо Мозалева. — Рука…
— И что рука?
— Она свободна!
— Так обойдите его со спины и возьмите пробу, вы же профессионал.
— Михаил Вадимович, но у него рука свободна, — сказала она, беспомощно посмотрев на стоявших у дверей солдат, — ее нужно просто прикрепить обратно.
— Просто возьмите его образец, — терпеливо повторил Сосновский, — это же так просто. Надо лишь подойти и воткнуть эту чертову иглу в его спину. Он же под сывороткой, то есть вне концентрации.
— По-моему, он даже более чем сконцентрирован, — не согласился с ним солдат, указав на смотрящий прямо на них взгляд. — По-моему, выцеливает.
— Да замолчите вы! — закричал на них Сосновский и снова уставился на медсестру. — Лидия Павловна, подойдите к пациенту и возьмите у него кровь. Либо вам придется писать объяснительную!
Медсестра прижала шприц к груди и жалобно посмотрела на Сосновского. Но тот сделал вид полной решимости и даже немного выпятил грудь, дабы у последней не оказалось никаких сомнений в его приказе.
Лидия Павловна повернулась к Мозалеву. Его глаза приобрели зеленоватый оттенок и так же внимательно следили за ней. Она сделала шаг и неуверенно стала приближаться. Мозалев не отрывал от нее взгляда.
— Смелее, Лидия Павловна, смелее, — подбадривал ее Сосновский. — Чем быстрее возьмете кровь, тем быстрее закончим этот эксперимент.
— Да-да, конечно, — сказала Лидия Павловна. — Извините, пожалуйста. Я просто взять кровь.
Мозалев не двигался и не сводил с нее взгляда. Казалось, он даже не дышит. Медсестра сделала еще пару шагов. Сосновский заметил, что она дрожала. Он постучал ногой по полу. Ему просто не терпелось получить образец.
— Извините, я… — но не успела она договорить фразу, как резким движением Мозалев схватил ее за горло свободной рукой и что есть силы шваркнул об стенку, оставив на ней кровавое пятно с остатками мозгового вещества.
— Не стрелять! — только и успел крикнуть Сосновский, вытянув руки. — Не стрелять, все под контролем, не вздумайте стрелять!
С этими словами он встал между солдатами и ученым, внимательно вглядываясь в его все такие же бесстрастные глаза.
— Это не вы, Евгений Петрович, это более совершенное иное существо.
***
Заврин Даниил
Часть 4 глава 5
Вышкин
— Черт, черт, черт! — бил рукой о руль Вышкин, выжимая педаль газа. — Оля, черт возьми, ну зачем? Кто тебе сказал, что надо ехать туда одной?
Он снова взял телефон и набрал номер. Снова тишина. Он кинул телефон на сиденье. Теперь все, что ему оставалось, это рвать и метать, разглядывая номера машин в бесконечной пробке, выехать из которой не было никакой возможности. Он снова провел пальцем по карте и посмотрел время пути. Около трех часов и это при лучших условиях движения.
Майор в очередной раз проклял себя за то, что не сразу заметил пропажу дробовика, а лишь когда собрался спать.
Человек в белом костюме
— Михаил Вадимович, вы просто мастер создавать проблемы, — сказал человек в белом костюме, когда Сосновский показался в дверях своего кабинета. — Стоит мне их утрясти, как вы снова делаете мою жизнь невозможной.
— Вы бы хоть представились наконец-то, — бросил Сосновский. — Признаться, проработав с вами столько лет я думаю, что заслужил узнать ваше имя.
— Слишком рано, но вернемся к нашим деталям. Сегодня я еду в штаб и очень жду вашего успеха. Мне позарез нужен результат, не то министерство обороны проглотит меня как кит Пиноккио.
— Что по мне, так вы непроглатываемый.
— Это не так, просто иногда успеваю подчищать за вами хвосты. Между прочим, вы бы почаще работали в паре с Семеном Ивановичем Трешкиным. Это ведь частично и ваша вина, что Людмила Петрова смогла передать столько важных документов.
— Я лишь просил ее не кошмарить.
— Это мой следующий аргумент. Женщина успела встретиться с майором и передать ему данные. А все потому, что не была зачищена. Насколько я помню, это ваше личное прошение, которое Трешкин не смог аннулировать.
— И что теперь? — нетерпеливо дернул плечом Сосновский. — Вы же убрали проблему?
— Не совсем, я лишь пришел к некому консенсусу с майором, правда, при этом существенно увеличив наши риски быть обнаруженными. У меня сейчас крайне мало средств, я просто не могу расставить везде своих людей. Вы сами знаете о крайне шатком положении нашего проекта в министерстве, где у меня состоялся крайне неприятный разговор с недавно назначенным генералом Вьюновым.
— Я плохо разбираюсь в ваших интригах. Но зато вы правы, у меня есть результат. Только, — Сосновский задумался, — я не совсем уверен, что могу сегодня проводить опыты с Мозалевым.
— Надо сегодня. У меня больше нет времени. Я должен положить ему фундаментальное открытие на стол, а то, как мне кажется, — тут человек в белом костюме существенно понизил голос, — он считает нас шарлатанами, разворовывающими госбюджет.
— Нет. Это, конечно же, неправда. Впрочем, может, оно и к лучшему. Чем быстрее мы подготовим Мозалева к растиенесекции, тем больше шанс, что он неожиданно не умрет до нашего эксперимента.
— Растинисекции?
— Что-то вроде вивисекции, только наоборот. Третья стадия — это почти в три раза увеличенная доза. Повторюсь, никто не доживал до этого момента. Только он.
— Тогда работайте, я тут до упора, так что буду рад присутствовать на эксперименте. Когда мне подходить?
— Полчаса, я думаю, у вас есть. Я тоже, в принципе, готов, — Сосновский пошарил по карманам халата и вытащил карманные часы. — Так, сейчас обработаем его физраствором, подготовим гибрид и можем начинать. Правда, его помыть еще можно. После того как его так здорово отлупцевали, он в крови еще.
— Поспешите. Сегодня мы должны дать существенный прорыв в исследовании.
— Да-да, я, в принципе, со всем согласен. Тогда до встречи в лаборатории?
— Буду ждать вас там.
Ольга
— Где тут вход, гад? — прошипела Ольга, тыча дулом ружья в затылок военного. — Где вход, собака?
— Только не бейте, у меня и так голова разбита! — запричитал молодой служивый. — Умоляю, я все скажу, только не бейте.
— Так говори скорее. И помни, чем меньше я встречу сопротивления, тем лучше будет тебе. Потому что ты пойдешь со мной.
— Хорошо, хорошо, только не бейте, — снова взмолился солдат. — Я могу встать?
— Для начала расскажи, где вход.
— Там, — он поднял руку, — есть люк недалеко от дома. Им редко пользуются и можно попасть сразу в комплекс.
— Его тоже охраняют?
— Нет, не охраняют.
— Почему?
— Потому что его охранял я, — снова жалостливо заметил солдат. — Так мне можно встать?
— Только медленно и тихо.
— Хорошо. Только не бейте больше. У меня и так проблемы с головой теперь.
Тихо ступая за солдатом, Ольга то и дело посматривала по сторонам. В конечном счете их могли заметить и другие солдаты, даже если пленник и не врал. К тому же тут могли быть камеры видеонаблюдения, о которых она тоже пока ничего не знала.
— У вас видеонаблюдение есть?
— Нет. Только внутри, но и то в подвале.
— А почему?
— Так это и не нужно, у нас не бывает незваных гостей. К тому же, как я понял, никто не хочет привлекать внимание.
— Но у вас вертолеты есть.
— Так несколько человек охраны для этого вполне достаточно. Мы ведь тоже обычно в плен не попадаемся. У нас и оружие есть.
— И у меня есть, — Ольга ткнула его дулом ружья, — и не забывай об этом!
Когда они подошли к люку, она опять поставила солдата на колени и заставила отодвинуть крышку. Затем ткнула в голову ружьем и приказала лечь на землю. Ведь в фильмах пленник всегда старался выбить оружие из рук, а так у него даже подняться не сразу получится.
— Откажитесь, — тихо простонал солдатик, — у вас все равно ничего не получится. Там много охраны и у вас нет карты. Будет лучше, если вы сейчас уйдете, а я никому не расскажу о нашей встрече.
— Там мой брат, — вздохнув, сказала Ольга, — а значит, надо лезть.
— Так значит, это он мне по голове врезал? Дикая у вас, конечно… — но договорить солдат не успел, потому что Ольга крепко приложилась прикладом о его голову.
— Семья та еще — это ты правильно заметил, — сказала она, перекинув помповое ружье через спину. — Только вот поймут ли это остальные…
С этими словами она и спустилась в люк, оставив мирно посапывающего солдата лежать на свежем, уже по-настоящему холодном воздухе.
Заврин Даниил
Часть 4 глава 4
Сосновский
Наблюдая за лежавшим на кровати Мозалевым, Сосновский покачал головой. В синяках и кровоподтеках, Евгений Петрович выглядел очень уж печально, с трудом разглядывая гостей. Сосновский повернул голову в сторону стоявшего рядом офицера.
— И надо было его так бить? Что теперь с таким делать? — он снова повернулся к Мозалеву — боже мой, кругом одни идиоты.
— Была угроза безопасности, сами понимаете, — ответил ему офицер.
— Ой, да какое там, — Сосновский махнул рукой, — как вы не понимаете?! Впрочем, что я с вами это обсуждаю. Свободны. Мне нужно побыть с ним наедине.
— Таких распоряжений не было.
— Вам нужно конкретное распоряжение? — Сосновский повернулся к военному. — Я могу вам устроить гауптвахту, а то и что-то посерьезнее. Вы меня знаете.
— Я могу постоять за дверью.
— Идеальное решение, — сказал Сосновский, отвернувшись от солдата, — поскорей бы исполнилось.
— Я скажу генералу, что это ваша инициатива.
— Идите уже, лейтенант, — сказал Сосновский и сел на стул рядом с кроватью. — Как вы, Евгений Петрович?
— Хреново.
— Понимаю, мои люди перестарались, но и вы молодцы. Так лихо обработали охрану, перепугали тут всех.
— Простите.
— Да какое там, я же знаю, что вами двигало. Звучавший в голове голос, это ведь он вам дорогу указал?
— Да. Вроде так. Я же объяснял уже это.
— Это словно в полубреду было. Теперь-то вы в форме, — улыбнулся Сосновский и поправил простынь. — Теперь у нас с вами совсем другой разговор получается, а то «все умрете, умрете, выпустите, господи, на волю, он станет главным». Столько всего наговорили, неделю разбирать надо.
— Что со мной будет? — тяжело спросил Мозалев, попытавшись поднять голову.
— Лежите, лежите. Сейчас вам лучше не шевелиться. Ваше состояние и до этого было нестабильным, а сейчас…
— В смысле?
— В вас ввели борщевичную сыворотку, а потом после побега успокоительные с транквилизаторами вкололи, так что там такой бульон, — Сосновский развел руками. — Знаете, как пауки в жертву яд впрыскивают, так вот и вы сейчас.
— Это типа смешно, что ли?
— Немного, — пропустил легкую улыбку Сосновский и тут же сконфузился, — хотя да, вам, наверное, не смешно.
— Можно я напишу письмо родственникам?
— Ну, Евгений Петрович… — потянул ученый. — Все не так уж плохо, это я просто утрирую про бульон, вы в целом еще поживете. Мы еще вас на третью стадию запустить хотим, ведь внутренние голоса по факту больше плюс, чем минус. Ведь голоса-то вы хоть и слышите, но умирать-то не умираете. Это как пошаговая лучевая терапия — сначала страшно, а потом интересно.
— Я все же настаиваю на письмах.
— Зря, хотя если вам так спокойнее, бумагу я принесу. Только вы еще всех живым увидите и в историю войдете. Сам факт того, что вы почти дошли до состояния гибрида, он ведь о многом говорит. Это общение, оно ведь никакими привычными нам терминами не описывается, разве что телепатия. И то я бы назвал это как-то иначе.
— Может, болевым симптомом? Вы ведь что мне вкололи? Непонятную субстанцию на основе какого растительного субстрата? Это же дичь, вы просто убиваете меня.
— Опять вы преувеличиваете. То, что проводим опыты — согласен. Но вот убийство… Это не про нас.
— Я видел пустые койки.
— Там были не вы. Люди умирали, да. Но ваш случай особенный. Ваша реакция особенная. Вы в целом уникальны. Уверен, у вас все будет хорошо. В привычном для исследований понимании. Кстати, хотите, я открою вам небольшую тайну?
— …
— Борщевик тоже на вас отреагировал, — чуть ли не захлопал в ладоши Сосновский. — Едва вы приблизились к двери, он тоже потянулся к вам. О, вы бы это видели: его листочки прям двинулись в вашу сторону. Так трогательно. Прям как воссоединение семьи.
— Вы тронулись?
— Это лишь факты. Я даже могу вам показать съемки этого явления. Я ведь все записываю с самого начала наших исследований.
— Для истории?
— Для нее. Да и в целом так принято.
— Ответьте, что со мной будет после третьей фазы? Есть понимание?
— Признаться честно — нет. На первой по большей части — позеленение и частичное отмирание внешних покровов, но это происходило не у всех, часть испытуемых попросту умирали. На второй, это уже вот ближе к вашему состоянию, фиксировалось поражение внутренних органов и дальнейшее отмирание внешних покровов, но это тоже, как обычно, постфактум. Как знаете, ногти и после смерти растут. А вот что касается вас, то тут вы сами все видите, — Сосновский провел рукой вдоль его руки, — частичное позеленение, порядка двадцати процентов. С рентгеном у нас пока проблема, но флюорография показывает, что легкие тоже чем-то забиты. Хотя, насколько я понимаю, дышите вы пока свободно. Почки и печень функционируют тоже нормально. И телепатия. В общем, вы можете стать чем-то вроде посредника, как я это вижу. Такой, знаете ли, инопланетный переводчик.
— Инопланетный?
— Точно, вы ж не знаете, у нас тут сверхсекретные работы по поиску иных цивилизаций, точнее, по налаживанию с ними контакта. О, сейчас совсем проговорюсь, — Сосновский театрально зажал рот руками и заулыбался: — Все ведь выложу до последней капли. Но что темнить. Вы — уже часть этого открытия. А значит, можно, наверное.
— Не томите.
— В общем, вкратце. После того как на месте падения Тунгусского метеорита мой отец нашел первый образец мутировавшего борщевика, тут же начались исследования. Правда, это была не первая экспедиция, видимо, там был нужен некий инкубационный период. Но сути не меняет, борщевик, поддавшись влиянию извне, мало того, что смог выжить, но и дал значительный прирост.
— И что было дальше?
— Мы пытались отделить инопланетную клетку. Это, увы, плохо получалось, я бы даже сказал — с последствиями. В итоге проект оказался прикрыт и введен карантин. Но такова уж особенность нашей семьи: мы никогда не сдаемся, и после гибели отца я занялся этим проектом.
— Вы экспериментируете с инопланетными клетками?
— И борщевиком. Он очень хорошо к ним адаптируется. Удивительное растение. Я богу благодарен, что взрыв освободил лишь первые гибриды, дав им прорасти вокруг базы, а в дальнейшем и за ее пределами.
— Но зачем вам люди?
— Как зачем? Очевидно же — для связи. Я уверен, между нами возможен диалог. Надо просто правильно использовать этот материал. Правда, тут нюанс с борщевиком, он постоянно должен выступать в качестве посредника.
— Бред какой-то.
— Главное — работает. Вы же слышали голос, не так ли?
— Я был в полубреду, я мог и единорога увидеть.
— Но не увидели! Ваше похождение подтвердило большинство моих догадок. Только пока непонятно, почему вы в целом выжили и приспособились к борщевичной сыворотке. Возможно, у вас есть какие-нибудь отклонения, или вы в детстве болели чем-то?
— Ветрянкой, блядь! — сухо бросил Мозалев и от усталости закрыл глаза, остро понимая бесполезность этого разговора.
Ольга
Чуть не сбив указатель, Ольга буквально влетела в поворот. Дождь, слякоть, на такой дороге машина плохо слушалась, так и норовя улететь в кювет. Она сделала глубокий вдох, положив голову на руль. Ей следовало немного успокоиться, ведь злость никогда не помогала правильности действий.
Подняв голову, она увидела название деревни. Гадюкино. Вот он — конечный адрес назначения. Только она не будет куролесить здесь часами, а войдет внутрь этой чертовой базы, не особо слушаясь всяких там охранников.
Он аккуратно свернула на проселочную дорогу, потом сверилась с навигатором и доехала до поворота на вертолетную базу, где, загнав машину в кусты, открыла багажник и стала вытаскивать запасенное для этого дела снаряжение.
Фонарь, кусачки, рюкзак, помповое ружье, которое ей всегда казалось крайне бесполезным и сейф, от которого она случайно запомнила код. Запасные батарейки. Армейская куртка. Маленький походный топорик.
Ольга уложила все в сумку. И на мгновение остановилась, собираясь с силами. Да, это единственный возможный вариант по освобождению брата. Ни муж, ни родственники, никто не должен участвовать в этом последнем походе, лишь два кровных родственника, жизнь которых неразрывно связана между собой.
Тяжело взвалив на себя снаряжение, она включила фонарь. Идти через лес было немного страшно, пусть она и была сильной по духу женщиной, по крайней мере, это утверждали результаты различных психологических тестов, которые она проходила в журналах.
Ольга посветила в сторону базы. Идти было чуть больше километра. Прорубаясь через лес, она тяжело вздохнула и, собравшись с силами, двинулась вперед. Нет, все, что было сделано, было сделано правильно. Ни ночь, ни идиоты в камуфляже, никто и ничто не смогут остановить ее в этом решительном шаге! Известно, если хочешь сделать что-то хорошо, сделай этой сам.
***
Дойдя до металлической проволоки, Ольга, достав кусачки, сделала проход, планомерно следуя подсмотренным в фильмах сценам.
Оглядевшись, она снова медленно, пригнувшись к самой траве, продолжила путь. Сейчас главное — не суетиться и, вглядываясь в огни одиноких фонарей, понять, где тут в этой вражеской базе вход в подвал, наверняка там и держат ее брата.
Послышались шаги. Ольга замерла и прислушалась. К ней приближалась небольшая фигура с перебинтованной головой и висящим за спиной автоматом.
Сжав посильнее ружье, она притаилась в кустах. Здесь ее изначальный план натыкался на некую нестыковку, так как пользоваться оружием она не планировала до самого входа в базу, а то и до того момента, пока не окажется рядом с братом. Но тут ей повезло. Не доходя до нее буквально метра солдат, развернувшись спиной, начал мочиться на дерево. Выдохнув, Ольга сделала шаг вперед, что есть силы двинув ему по голове, таким образом получив первого в своей жизни языка.
Заврин Даниил
Часть 4 глава 3
Мозалев
— Знаете, — начал Сосновский, смотря мне в глаза, — а я ведь никогда особо не гнался за славой. Я лишь шел по очерченному мне пути, пытаясь уловить суть своей судьбы. Все остальное — это лишь последствия, которые так неожиданно коснулись всей нашей науки.
Я смотрю ему в глаза. Мне кажется, несмотря на мое состояние, бредит именно он, так как, зайдя сюда, он в очередной раз начинает свою отповедь всесильного мудака. Но ничего, это даже занятно, ведь развлечений у меня все равно немного, а так хоть слабо, но приглушается боль.
— Честно признаться, я попросил медсестру вкалывать вам побольше морфина, — улыбнулся Сосновский и едва коснулся моей руки. — Ведь мы почти коллеги, пусть и наши лодки движутся немного с разной скоростью. Главное, что я верю в вас, в ваше неистребимое желание продвигать науку вперед.
— Что вы сделали со мной? — спросил я, устало повернув голову. — Ввели экспериментальный препарат?
— Можно и так сказать. Наверное, это единственно верное объяснение. Дело в том, что я разрабатываю некий стимулятор, и он довольно эффективно влияет на организм человека. Да, возникают некие побочные явления, но в целом он лишь улучшает нашу структуру.
— Но я плохо себя чувствую.
— Это лишь испытание. Так бывает. Но есть и плюсы: для второй стадии вы более чем хорошо выглядите. Признаться, предыдущие участники умирали примерно в первые два часа после приема вторичной дозы.
— Но почему я зеленый?
— Это вытяжка из борщевика. Мы сделали нечто вроде синтетической инъекции сконцентрированного гибрида борщевика Сосновского, который разрабатывал еще мой отец. До несчастного случая, разумеется. Звучит странно, но увы, это единственное более-менее внятное объяснение вашей зеленоватости.
— Вы сумасшедший. Как вам вообще доверили эту работу, вы ведь просто убиваете людей, ботаника и анатомия не совместимы. Это разные структуры, очевидно же!
— О нет, тут вы неправы. Это очень большая ошибка, — поправил свой халат Сосновский. — Я ведь как чувствовал, что в вас сидит прекрасный оппонент, даже в таком состоянии вы не теряете научной хватки.
Я закрыл глаза. Жжение, которое несколько ослабло после введения морфина, снова начало чувствоваться на дальних рубежах. Я попытался пошевелить рукой. Нет. Кожаные ремни надежно удерживали меня на железной койке.
— Даже не пытайтесь. Это бесполезно. Впрочем, это, наверное, рефлекторно, — Сосновский поднял мой палец и отпустил. — Потерпите еще немного, третья стадия — это конечный пункт.
— Если я умру, это все равно не продвинет вас в ваших исследованиях. Это пустая трата времени и сил.
— Да-да-да. Мир и без того полон непростительного невежества относительно ученых талантов, не распространяйте их и тут. Иначе вы просто превратитесь в очередного околонаучного идиота.
Сосновский поднялся и, сделав знак стоявшей неподалеку медсестре, вышел. Я снова закрываю глаза. Боль, смятение и ужас все больше и больше овладевают мной. Видимо, если так пойдет и дальше, я скоро сам начну просить морфий. Правда, если только смогу вырвать эти оковы. Впрочем, это ведь вполне возможно.
***
Голос. Явный внутренний голос. Или нет, звук идет откуда-то снаружи? Я приподнимаю голову и чувствую, что могу понимать, что слышу это существо. Кажется, оно зовет меня. Кричит и молит о желании освободить. Я смотрю на свои зеленые руки. Мне кажется или я стал сильнее? Что происходит? Неужели я действительно излечен?
Я поднимаюсь и иду к дверям. Звук моих шагов привлекает охранника. В какой-то момент я вдруг понимаю, что отсутствие камер — это лучшее, что могло быть в этой комнате. Я начинаю неистово кричать. О да, ты обязательно откроешь дверь. Ты ведь знаешь, что я ослаблено лежал на кровати, а потому ты не испугаешься и войдешь внутрь, мой зеленый сторож.
Я становлюсь к стене. Когда откроется дверь, я должен напасть сзади: пусть и чувствую себя заметно лучше, нападение все равно должно пройти по всем правилам шпионского захвата. Или как правильнее сказать? Стиля? Неважно. Я просто нападу сзади и вырву у охранника ключи.
Так и происходит, только он брыкается и мне приходится крепко приложиться, чтобы зеленый сторож наконец-то отдал мне ключи. Я закрываю дверь, оставляя тело в своей камере. Что ж, теперь пришла его очередь познать все тяготы моего одиночества.
Стон. Звук. Шепот. Диалог превосходит все знакомые мне пределы, уводя меня на неизведанную высоту, откуда я смогу познать всю суть происходящего, которую от меня так тщательно скрывают.
Кажется, еще охранник. Поджидая его, я бью в лицо, затем обезоруживаю, прижимая к стенке. Жаль, что здесь у охраны нет автоматов. Одними дубинками не помахаешься.
Снова голос. Все громче и громче. Пока, наконец, он не забивает мои уши, буквально дробя их на части и разрывая разум. О боже, он рядом, рядом, он просто умоляет освободить его. Вырвать из цепей рабства, в которые его затолкал этот недалекий контингент. Я открываю тяжелую железную дверь, проведя картой охранника по электронному замку и иду вперед, все ближе и ближе приближаясь к своему новому другу.
Голос. Пленяющий убедительный голос. Он повелевает мной, управляет моим разумом. Он гонит меня вперед, дабы все поняли цельность моих намерений. Ведь только так я смогу выполнить свою задачу. Постойте, кажется, они узнали обо мне. Я слышу вой сирены. Да, они узнали о побеге. Боже, надо спешить. Я просто обязан все успеть. Нет-нет-нет, вам не остановить меня! Ведь я уже у цели. А вас всего лишь трое. Или пятеро… Да, точно, теперь пятеро. Но все равно, пока со мной мой господин, я непобедим.
Вьюнов
Вызвав к себе среднего роста мужчину в белом костюме, генерал Вьюнов не без удовольствия отметил, как хорошо на нем сидит костюм, выгодно подчеркивая широкие плечи и узкую талию. Загляденье, а не солдат.
— Вызывали?
— Да, майор, присаживайтесь, — Вьюнов взял в руки лежавшую перед ним папку. — Признаться, для всех я тут человек новый, а потому некоторые проекты хочу обсудить лично. Без вынесения на общее собрание.
— Это хорошая идея, товарищ генерал-полковник, — согласился майор. — Особенно в нашей-то сфере.
— Верно, — он медленно раскрыл папку, — и это касается проекта «Борщевик». Признаться, тут такое написано, что даже у меня волосы встали дыбом. И это я еще не открывал сметы. Вы ведь знаете, о чем идет речь?
— Да. Я курирую его.
— А скажите, пожалуйста, тут еще и федеральная служба замешана? Но если его ведем мы, то каким боком тут ФСБ? Ведь вся финансовая ответственность, я так понимаю, на нас? К тому же очень немалая.
— Все верно, но так вышло, что проект «Борщевик» изначально велся при участии КГБ, а уже затем перешел полностью к нам. Они ведь распались как бы.
— Тем не менее продолжают наблюдать?
— Не совсем. У нас есть там контакты. Но о проекте они фактически не знают. Лишь то, что необходимо оказывать содействие в случае каких-либо проблем.
— Интересно. То есть о миллиардных вложениях знаем лишь мы и министерство финансов? Которое, кстати, и отправило нам запрос.
— Там же все в рублях, признаться, не понимаю, чем мы тут не угодили, — пожал плечами майор. — Если перевести миллиард рублей в евро, это не так уж и много.
— Да, вот только борщевик… Это биологическое оружие такое? Я, признаться, прочитал уже порядка двадцати страниц, а так и не приблизился к пониманию того, что тут вообще происходит. Более того, эксперимент ведется аж с семидесятых, я правильно понимаю?
— Да. Сама база экспериментальных разработок борщевика построена в 1977 году.
— А все полученные результаты исследований должны были обозначать наше полное превосходство над силами противника?
— Верно.
— А этот измененный борщевик был найден вблизи упавшего Тунгусского метеорита, и якобы занесенная инопланетная клетка видоизменила это растение? — спросил генерал, выжидательно и с любопытством глядя на майора, словно хотел на чем-то подловить.
— Все так, товарищ генерал.
— И на это выделили около пятнадцати миллиардов рублей с начала 1990 года, я правильно понимаю? — продолжал генерал, все так же испытывающее поглядывая на майора.
— Да. Также ведутся дополнительные разработки о влиянии гибридного борщевика на человека, точнее — о разработке некого химического борщевичного катализатора, который бы использовался для усовершенствования непосредственно личного состава в спецподразделениях.
— В спецподразделениях? Улучшениями борщевиком? — Вьюнов тяжело вздохнул. — И на это потратили двадцать миллиардов?
— Пятнадцать, — поправил его майор, — вы сами так сказали.
— Понятно. Это, конечно, в корне меняет дело, — Вьюнов перевернул пару страниц. — А как происходит процесс изучения? Просто тут какие-то совершенно дикие фотографии, признаться, я так и не понял, что это такое.
— Это тела, Петр Афанасьевич, — указал на фотографию майор. — Сыворотка испытывается на людях. К сожалению, работать с животными не представляется возможным.
— Подождите, вы используете живых людей?! — генерал на мгновение замер, разглядывая майора. — В смысле — настоящих живых людей?
— Да. Это прямая просьба Сосновского — ученого, возглавляющего проект. Он говорит, что лишь так можно разработать борщевичную сыворотку.
— Это вы ее так между собой называете? Эту вашу… эм.
— Да.
— Хм. А откуда поступают люди?
— Из Азии. У нас есть некое соглашение с китайскими криминальными группировками, и поставки идут регулярно. Там в отчете все указано. Я даже специально перевел с китайского.
— Боже, — Вьюнов наморщил лоб. — Подождите, дайте мне все это переварить.
Он поднял голову и посмотрел на майора. Затем поводил глазами и поднялся, отойдя к окну. Затем снова прошелся по кабинету и вернулся к своему столу.
— Так. Выходит, вы похищали людей с 1990 года?
— Нет. Первое время были сложности. Основная работа началась десять лет назад. Дело в том, что изначально в проекте участвовал отец Сосновского, именно он и разработал первое соединение борщевика с инопланетной клеткой, получив удивительный симбиоз.
— Подождите, вы хотите сказать, что тот самый борщевик, который растет в Подмосковье, это…
— Совершенно верно. Это первый успешный гибрид инопланетного соединения и нашего растения. Просто борщевик оказался крайне устойчив к инопланетному организму, который неизменно убивал носителя.
— И, получив его, им засеяли полстраны?
— Не совсем так. Дело в том, что случалась авария и в спешке пришлось убеждать население, что все произошедшее, а именно чрезмерное распространение борщевика — продуманная Советами идея. Между прочим, КГБ была проделана удивительная номенклатурная работа, которую сейчас крайне сложно было бы повторить.
— Я вижу, вы восхищаетесь ими.
— Это серьезный труд. И да, я восхищаюсь.
— То есть вокруг нас растет инопланетная зараза, а мы ни слухом ни духом?
— Именно, — улыбнулся майор, — и все благодаря усилиям комитетских. Идеальная работа, хотя, конечно, выброс биологической угрозы был большой. Что и подтверждается крайне неприятными последствиями в виде частых несчастных случаев. Кстати, смешно получилось. Всем даже объяснять не стали, зачем, как вы говорите, полстраны засеяли ядовитым растением.
— Смешно, говорите? Значит, пытать и мучить несчастных азиатов — это, по-вашему, тоже смешно?
— Нет, конечно, — вмиг посерьезнел майор. — Но, как говорится, это работа начата не нами, а Советами. Вы и сами понимаете, если сейчас остановиться, то окажется, что все вложения и все полученные результаты были зря.
— Результаты? Это замученные до зеленого цвета несчастные китайцы?
— Азиаты. Там несколько национальностей. А вообще мы их по номерам обычно называем, как говорится, нет фамилий — нет родственников.
— Господи Иисусе, — Вьюнов снова коснулся лба. — Но хоть чего-то вы добились? Хоть что-то я могу услышать, чтобы обосновать эту дикую растрату казенных средств?
— Конечно. У меня пришел самый последний отчет по Мозалеву, это случайно попавший в разработку ученый.
— Мозалев? Это вроде не китайская фамилия.
— Да. Это наш русский ученый.
— Русский? — Вьюнов замер и несколько секунд переваривал информацию. — И что с ним?
— В общем, после введения сыворотки он не умер, как все остальные, а пережил целых два этапа химических процедур, а потом, — тут майор сделал паузу, — стал слышать голоса и практически добрался до первоначального гибрида борщевика, после чего был схвачен и снова помещен под наблюдение. И, между прочим, он сумел избить троих охранников, причем невооруженный.
— То есть сбежавший из-под вашего наблюдения измученный русский ученый смог добраться до борщевика? Это и есть ваш результат?
— Он слышал голоса и без плана помещения максимально приблизился к главному экспериментальному залу.
Вьюнов, не отрываясь, смотрел майора. Взгляд его был не то что тяжелым, скорее изучающим, а еще можно сказать — тревожным. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не отрываясь, пока, наконец, генерал не опустил взгляд в папку, где на раскрытой перед ним бумаге красовались зеленоватые тела измученных людей. Генерал задумчиво перевернул страницу, видимо, пытаясь скрыть незатейливые, но неприятные фотоснимки. Впрочем, лучше от этого не стало, так как после фото пошла карта с отмеченными вспышками роста борщевика Сосновского, разнесенного по Союзу ветром. После чего он снова поднял взгляд на майора.
— Скажите, а вы действительно считаете, что борщевик изменили инопланетяне?
Заврин Даниил
Часть 4 глава 2
Трешкин
Получив очередные данные о наблюдении за Лихом, Трешкин положил трубку и устало откинулся в кресле. А все потому, что вся эта безумная чехарда с майором его безумно утомляла, заставляя работать сутки напролет. Он дернул ручку стола. По привычке все, что касалось этого безумного журналиста, он записывал в тетради. Только вот ящик не поддался.
Трешкин вздохнул и задумчиво посмотрел на телефон секретаря. А ведь даже несмотря на общую ответственность с комитетчиком, подчищать придется именно ему. Как, например, в тот раз, когда пришлось экстренно похищать этого ботаника Петрова, а потом проводить точно такую же операцию, но уже с Мозалевым. И это несмотря на то, что только он отвечает за ежедневную безопасность объекта и обеспечение постоянных поставок человеческого материала. Причем еще живого. Трешкин снова дернул ручку стола.
— Елена! — крикнул он, пытаясь открыть ящик. — А что с моим ящиком? Почему он не работает?
— Я откуда знаю? — сказала появившаяся в дверях брюнетка. — Это не в моей компетенции вопрос.
— Тогда вызови ремонтников, мне нужен рабочий стол, а не это корыто.
— Ваша бухгалтерия мне за канцелярию палки в колеса вставляет, а тут целый ящик, — Лена посмотрела на ногти. — К вам тут ваш таинственный гость пришел. Как обычно, не представившись.
Тут позади нее показался невысокий мужчина в белом костюме. Приятно улыбнувшись, он аккуратно обошел Елену, проявив при этом невероятную ловкость для своей комплекции.
— Я просто не имею права, уважаемая Елена. Я ведь глубоко засекреченное лицо, — улыбнулся человек в белом костюме. — А теперь можно нам кофе?
Трешкин зажмурился. Он знал, что будет дальше. Но на удивление в этот раз Елена лишь хмыкнула и вышла, видимо, оставив все негодование на потом. Но так даже лучше, а то кто знает, могла бы и в чашку плюнуть.
— Какой-то вы грустный, Семен Иванович, — заметил человек в белом костюме. — Что-то случилось?
— Есть немного, — Трешкин снова истерично дернул ручку стола. — У нас осложнения появились: у Мозалева друг ФСБшник, копать начал. Теперь надо это как-то урегулировать.
— Как-то? — человек в белом костюме почесал подбородок. — И как же?
— Я не знаю, — развел руками Трешкин. — Я ему экскурсию организовал, везде сводил, все показал, более того, нашим людям в деревне все инструкции дал, но он не унимается.
— Может, потому что вы были не очень убедительны? — мягко спросил гость.
— А может, потому что этот чертов идиот Лих до сих пор не дает нам спокойно дышать? Я вам уже давно говорил, что его убрать надо, а вы все тянете.
— Это потому что Лих говорит как сумасшедший, выглядит как сумасшедший, думает как сумасшедший и это идеальное прикрытие.
— Но майор-то в это не верит. Он продолжает копать.
— Это пока. Лих скоро ему наскучит, к тому же мы полностью прикрыли все остальные источники информации. У господина Вышкина ничего нет, лишь фантазии. А с этим уже работать ему самому.
— Вы говорили, что можете надавить на его начальство.
— Могу. Как и на вас, например, — гость улыбнулся. — Но ведь пока незачем, сейчас мы можем обойтись и малым. А что касается Вышкина, то держите ситуацию под контролем. Помните, ваши ошибки плохо отображаются на нашей работе. Эта история с Мозалевым лишний тому пример.
— Это не я его похитил.
— Но вы отвечаете за Сосновского. Ученые ведь как дети, за которыми нужен присмотр. Это очень большой промах, Виктор Геннадьевич. Очень. Мозалев — это та проблема, которая еще долго будет нам мешать. Ведь, как вы знаете, чтобы замять его поиск в высших научных кругах, у нас ушли большие средства.
— Я все знаю. У меня этот идиот ученый вот где, — Трешкин провел рукой по горлу. — Вообще не понимаю, что он там забыл.
— Зато я понимаю. Лих, которого вы проворонили, смог направить интерес этого человека в нужное ему русло. И ладно бы это, бог с ним, но ведь вы упустили его на поляне. Упустили его работу. Как вообще он понимал, куда нужно копать?
— Да я откуда знаю. Упустил и все. Мозалев, Петров… Где он только их находит.
— Трешкин! — резко оборвал его гость. — Это ваши ошибки. У вас простая задача: сделать из базы образцово-показательное запустение. Но вы даже с этим плохо справляетесь. У вас очень мало времени, чтобы доказать свою полезность.
— Я понял.
— Хорошо если так. Наверху сильно беспокоятся, им не нравятся наши проблемы. Транзит из Азии стоит больших денег, а результаты пока не впечатляют. А ведь на работу уже ушли годы.
— Насколько мне известно, Сосновский уже у цели.
— А насколько знаю я, он лишь так докладывает. То, что Мозалев прошел первую стадию, не говорит пока ни о чем, у нас уже было несколько человек, кто пережил нечто подобное. Пусть в несколько ином виде.
— Но других-то вариантов пока нет.
— Есть. Прикрыть всю работу и зачистить концы. Ведь если нет результата, зачем продолжать рисковать. А, к сожалению, это и происходит. Так что советую: решите вопрос со всеми вашими информационными дырами. Иначе это пагубно скажется на вашей карьере.
Человек в белом костюме встал и, обойдя стол, аккуратно коснулся ящика, затем не спеша выдвинул его из стола.
— Как видите, сила — не всегда единственный способ достижения результата. Надо просто все делать с умом.
Гость похлопал по плечу Семена Ивановича.
— И помните, этот год последний. Не будет результатов, боюсь, до следующего мы не доберемся в нашем привычном качестве.
Трешкин проводил человека в белом костюме взглядом, и когда он оказался у дверей, по-детски скорчил ему рожу. Общение с этим персонажем всегда вызывало у него некоторый душевный спазм, особенно когда его напрямую отчитывали.
— Сергей Иванович, Сергей Иванович, — вдруг раздался голос Елены, — вас срочно к телефону.
— Что такое? — нервно дернулся Трешкин. — Вы договорились с бухгалтерией по ремонту?
— Нет. Но я переключаю.
— Да давайте уже, — буркнул Трешкин, рассматривая ящик стола. — Что теперь поделать, не вам же отчет держать.
Он посмотрел, как загорелась красная кнопка, затем поднял трубку. Это был Вахтурин, один из сотрудников службы наблюдения, которую он прикрепил к Лиху. Слушая Вахтурина, Трешкин вдруг начал бледнеть, пока наконец глаза его не остеклились, и выражение лица не приняло вид мертвой рыбы.
— Как — сбили, когда? Насмерть? Но я же строго-настрого. Ох, идиоты! Будь там. Я еду.
Проговорив эту скороговорку, Трешкин положил трубку и, задев коленкой выдвинутый ящик, снова закрыл его. Отстранено посмотрев на ручку, он аккуратно и мягко потянул ее. Безрезультатно. Трешкин выдохнул и пошел в машину за ломом. В конечном счете хоть с одним делом он обязательно справится, пусть для этого и придется поменять весь стол.
***
Наблюдая, как грузят тело, Трешкин не мог не заметить стоявшего неподалеку Вышкина, который точно так же следил за тем, как увозят Лиха. Удивительно, но чертов журналист даже после смерти решил напакостить, пытаясь подставить его перед светлыми очами майора.
— Скажи, Сережа, — не выдержал Трешкин, обращаясь непосредственно к Вахтурину, — как можно случайно сбить единственного важного в наблюдении человека? Я совсем идиотом кажусь?
— Это просто недоразумение, Семен Иванович. Он просто бросился под машину.
— Серьезно? Какое, к черту, недоразумение?! Лих был крайне важен. Боже! Я же просто поручил вести наблюдение за непоседливым дедом. А ты? Хоть понимаешь, что ты наделал?
— Я могу забрать тело из морга, если надо.
— Не надо. Ничего не надо. Теперь я поручу этой второй группе. А ты жди дальнейших указаний. Теперь главное — грамотно поработать с ментами. Хотя нет. Пусть сами работают, в конце концов, у Лиха мы все изъяли. Так что ходу следствия мешать не будем.
— Семен Иванович, я…
— Знаю я, кто ты, — отмахнулся Трешкин. — Ты идиот. И я идиот, что поручил тебе это дело. Больше в город ни ногой! Сиди на базе, занимайся охраной. Надеюсь, хотя бы с этим ты справишься?
— Да, конечно.
— Ага, конечно. Ты, Сережа, мне теперь везде со своими косяками дорогу перешел. Сначала пропустил Мозалева, теперь Лих. Скажи, ты нарочно хочешь моей дискредитации? Или это просто издевательство? А то я ведь тебя и убить могу. Как бы так, между делом.
— Я все понимаю, Сергей Иванович. Просто дед очень нервный попался. Видимость нулевая, мы подъехали, а он стреманулся, вот мы случайно его и переехали. Я только и помню, как череп хрустнул. А там, сами понимаете, спасать уже нечего было. Каша одна.
— Без подробностей. Каша у нас другая, тобой заваренная.
— Повторюсь, я лишь как лучше хотел. Боялся упустить.
— С этим ты справился, конечно, теперь он точно никуда не уйдет, — съязвил Трешкин, разворачиваясь к машине. — Ладно, поехали, не хватало еще майору на глаза попасться, тогда уж точно можно смело билеты брать.
Трешкин сел в машину. По-хорошему, ему, конечно, следовало еще раз перешерстить квартиру журналиста, но, прислушавшись к вою сирен, от этой идеи отказался. Внутренний голос ему подсказывал, что решение пустить все на самотек было правильным. С той лишь разницей, что вторая группа продолжит наблюдать за майором, а Вахтурин, помимо охраны, дополнительно проработает еще и Гадюкино, лишний раз подтвердив их способность держать язык за зубами.
Заврин Даниил
А еще получит ачивку в профиль. Рискнете?