Рам Цзы
Это путешествие не совсем обычное, поскольку как долго бы оно ни продлилось и каким трудным бы ни оказалось, пункт назначения всегда будет там, где ты находишься прямо сейчас.
Это путешествие не совсем обычное, поскольку как долго бы оно ни продлилось и каким трудным бы ни оказалось, пункт назначения всегда будет там, где ты находишься прямо сейчас.
Как бы странно все это поначалу ни звучало, факт отсутствие обособленного "я" был очевиден для мистиков и мудрецов всех времен, и лег в основу одного из основных положений Вечной Философии. Хотя это можно проиллюстрировать многочисленными цитатами, в знаменитых словах Будды, которые содержат итог его учения, по сути дела все сказано:
Есть страдание, но нет страждущего;
Есть деяние, но нет делающего;
Есть нирвана, но нет ищущего;
Есть Путь, но нет идущего.
Если проблему решить можно — не стоит о ней беспокоиться. Если проблему решить нельзя — беспокоиться бесполезно.
Возможно, это не вы проснулись этим утром.
Возможно, это просто один сон сменился другим, чуть более четким и последовательным, в котором сейчас виден весь этот окружающий мир и в котором у вас как будто есть это тело, дело, обязанности и удовольствия.
Но вы-то, вы, который сейчас его наблюдает — разве вы вообще когда-нибудь спали?
Возможно, это не вы сегодня будете засыпать.
Возможно, это просто один сон постепенно сменится другим, чуть менее четким и последовательным, в котором будет виден какой-то немного другой мир, в котором у вас будет слегка отличающееся и не такое стабильное в деталях тело, и будут какие-то тамошние планы, дела и обязанности.
А вот то, что вскоре станет это всё наблюдать и переживать — ОНО когда-нибудь спит?
Посмотрите сами.
Смотрите, какая забавная штука: ближе или дальше, раньше или позже — оно ведь не само по-себе такое, а относительно ЧЕГО-ТО, верно же? Типа таких направлений во времени или в пространстве.
Если обратить внимание, можно также заметить, что и в деталях проживаемое прошлое, как и с ужасом или вожделением наблюдаемое будущее (или наоборот) — имеют ту же самую точку отсчёта, по сравнению с которой предметы могут располагаться здесь или там, быть бо́льшими или меньшими, полезными или вредными, ну и так далее.
Сам этот подвижный фокус восприятия — расположен во времени и пространстве, по которому он, как кажется, смещается в своем нелепом движении от колыбели к могиле.
И что же это за "точка наблюдения" такая? Да ведь это ассоциированное с переживанием тела переживание вольного наблюдателя по имени "я", мерило всех вещей, так сказать. Субъективно переживаемое, но объективно полностью отсутствующее.
Вы, конечно, как хотите, но единственный настоящий выход из этого безобразия — видеть, что в теле никого нет. И если это действительно видеть, а не знать умом — весь мир восхитительно пуст и прохладен, при всём его разнообразном кипении. Когда нет "меня" — нет и никого "другого", вот о чем речь.
Впечатления могут поступать и дальше, просто этот индивидуальный мульт никого не может затронуть. Ни влечения, ни отторжения. Чистое ничто, которое есть поверх и сквозь всего, что только кажется существующим, — вот каково это.
Попробуйте как-нибудь.
Кажется невозможным, что кто-то мог бы мумифицировать себя. Но именно этим занимались буддийские монахи в Японии с 11 по 19 века. Хотя экстремальный процесс может показаться безумным, адепты рассматривали его как способ достичь дальнейшего просветления.
Монахи лишали себя пищи и в конечном итоге хоронились, сохраняя при этом признаки жизни. Все это в погоне за более высоким состоянием бытия. Успешные монахи-сокушинбуцу считаются живыми Буддами.
Наиболее важный физиологический аспект этого процесса сосредоточен на диете. Японские монахи сначала перестали употреблять злаки. В течение первой 1000 дней они ели только орехи и ягоды, затем переходили на еловые иголки, кору и смолу. Свой рацион монахи запивали ядовитым отваром коры дерева Уруши, которое предотвращало возникновение колоний бактерий в организме. Некоторые монахи практиковали употребление воды с мышьяком. Фактически они медленно умервщляли себя.
После интенсивного голодания и медитации, монахи удалялись в небольшую гробницу или камеру, не намного большую, чем их собственные тела. Гроб заполнялся древесным углем, и в него вставлялся бамбуковый стержень, позволяющий монаху дышать.
Сидя в позе лотоса, монах продолжал медитировать, звоня в колокольчик, чтобы показать другим, что он все еще жив. Как только звон прекратился, предполагалось, что монах умер. Гробницу запечатывали, а труп оставляли под землей еще на 1000 дней.
По истечению срока монаха выкапывали. Часто тело оказывалось гниющим. В этих случаях останки монаха были непригодны для поклонения. Останки подвергались экзорцизму и повторно погребали. Тысячи дней жутких страданий и медитаций были бы напрасны.
Если мумификация проходила успешно, тело признавали реликвией. Мумифицированных монахов считали Буддами, поэтому их одевали в рясы и помещали в храмы для обозрения. Хотя глаза мумий сохранить было невозможно, считается, что сокушинбуцу могут заглядывать в души живых и видеть человека насквозь.
Монахи, которые пытались самомумифицировать себя, не считали свою смерть самоубийством. Они практиковали сокушинбуцу, чтобы принести спасение человечеству, веря, что смогут защищать людей до тех пор, пока их мумифицированные тела привязывают их к Земле.
В конечном итоге Сокушинбуцу было запрещено в Японии, но некоторые из этих японских монахов-мумий сохранились до наших дней. Останки монахов являются высшим отражением жизни, полной самоотречения.
Состояние не-ума - это не пустота идиотизма, но наивысшая пробуждённость разума, не отвлекаемого посторонними мыслями.
"Веселья час и боль разлуки не существуют в объективной реальности, как нечто самостоятельное — это всегда лишь чье-то переживание. Достоверное как переживаемый аффект и полностью нереальное с точки зрения независимого внешнего наблюдателя.
Известное нам в качестве физической боли — всё, от мигрени до страданий роженицы и неизбегаемой муки оперируемого без наркоза — не является чем-то внешним по отношению к той индивидуальной психике, в которой эта боль переживается.
Удивительным образом, и переживание объектного мира — предельно достоверное и подтверждаемое всеми органами чувств, — также является всего лишь событием в индивидуальном сознании, столь же субъективным, как и зубная боль или тоска по ушедшему времени.
Что же может сказать наука о мире за пределами наших индивидуальных казематов?
Да практически ничего.
Там нет ничего конкретного.
Вот, собственно, и всё".
________
М.Склодовская-Кюри