Объясняю для любителей классической литературы: Дракула — это классический Скуф. Да, многим может показаться странным подобное сравнение, поэтому объясняюсь:
1. Дракула, в отличии от Скуфа, пьет кровь, а не пиво
2. Дракула живёт в обветшалом древнем замке, а не в маминой квартире
3. Дракула живёт не один, а с тремя девушками, но эта тема не раскрыта, и что он с ними делает, мы не узнаем
4. Дракула описывается как настоящий урод: «Какие-то особенные, странной формы ноздри; надменный высокий лоб, и волосы, скудно густыми клоками росшие около висков; очень густые, почти сходившиеся на лбу брови» — выводы делайте сами
5. Ван Хельсинг замечает нечто подобное: «Дракула умный, но не достаточно. Зачем ему развиваться, если его жизнь не ограничена годами?» Очень похоже на Скуфа, который просто смирился
Но в отличии от Скуфа, Дракула обладал огромной манией величия. Но при первом же столкновении с 3 законом Ньютона Дракула отменяет все свои планы и стремится сбежать из Лондона. А в конце его ещё и убьют. Скуф предпочитает не дёргаться
В 1920-е годы в Лондоне появился Детективный клуб, объединяющий мастеров жанра – от Агаты Кристи до Гилберта Честертона. Они разработали 10 правил классического детектива и дали клятву не нарушать их. Спойлер: Агата Кристи нарушила одно из правил в романе «Убийство Роджера Экройда».
В основе всех 10 правил лежит принцип, что читатель должен иметь возможность самостоятельно разгадать загадку и найти убийцу, имея в распоряжении те же факты, которые есть у детектива.
Вот некоторые правила: 1. Преступником должен быть кто-то, упомянутый в начале романа, но им не должен оказаться человек, за ходом чьих мыслей читателю было позволено следить. 2. Как нечто само собой разумеющееся исключается действие сверхъестественных или потусторонних сил. 3. Не допускается использование более чем одного потайного помещения или тайного хода. 7. Детектив не должен сам оказаться преступником. 8. Натолкнувшись на тот или иной ключ к разгадке, детектив обязан немедленно представить его для изучения читателю.
ЗАРОЖДЕНИЕ ХОНКАКУ
Когда Агата Кристи нарушила одно из правил, появилось движение «хонкаку», что в переводе с японского означает «традиционный», «истинный». Хонкаку-детектив сосредоточен исключительно на расследовании, без лирических отступлений в виде психологических терзаний, политики, обличения общества и т.д.
Для России хонкаку ославили основоположник Эдогава Рампо и отец син-хонкаку, или «нового хонкаку», хонкаку второй волны Содзи Симада. Подобно Агате Кристи, они в разные годы собрали в Японии свои Детективные клубы и воспитали других ярких хонкаку-писателей. Их имена вы видите на фотографии.
Мой личный топ-3 хонкаку-детективов: – Содзи Симада «Дерево-людоед с темного холма» – Юкито Аяцудзи «Убийства в десятиугольном доме» – Рику Онда «Дом с синей комнатой»
Только что забрала две книжки: новенькие хонкаку-детективы от Содзи Симада.
🤍«Хрустальная пирамида» про связь XX века и древней цивилизации 🤍«Токийская головоломка» – это продолжение «Токийского зодиака», где сумасшедший собирал убитых людей по кускам, как мозаику: от одного руки, от другого голова
Если хотите знать больше про хонкаку-детектив – в чём их суть, сколько их, – ставьте свои реакции.
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Помогите пожалуйста, я послушал книгу Маруся этногенез все три части. В третей части в конце она была в коме, и там отец её тоже почувствовал себя не очень и упал. В итоге проект исскуственное солнце был запущен. В конце сказали что продолжение следует, что за книгу нужно слушать дальше для продолжения.? Я немного запутался.
Глава «Белый всадник» одна из тех, где можно хорошо поживиться. Настолько хорошо, что я сначала даже хотела пропустить её и опубликовать разбор много позже, потому что в ней автор буквально вытряхивает из карманов все ключи к Кирит Унголу и Мордору, но с другой стороны, здесь я никого не проспойлерю по сюжету, все в курсе, а если ключи автор дал именно здесь, то и возьмём их здесь. Ещё я стала опасаться, что меня по этому случаю понесет куда-нибудь в пампасы, потому что тема такая… сложная и переборщить в любую сторону очень легко, а не хотелось бы.
Арагорн, Леголас и Гимли продолжают поиски хоббитов и каждый из них очень по-разному взаимодействует с действительностью. Толкин, кто бы что ни говорил, очень тонкий психолог и он на примере этих троих отлично демонстрирует разное мировосприятие. Если допустить, что мы бы получили возможность прочитать описание происходящего от каждого персонажа, мы бы увидели три совершенно разных картины. От Арагорна, целиком сосредоточенного на тактических задачах Следопыта, мы бы получили подробный отчёт о ходе поисков с фактами, рассуждениями и выводами, Леголас бы в деталях разрисовал фон, на котором разворачивались эти поиски, причём не только ландшафты и закаты, но и тонкие материи вроде настроения лошадей и характеров деревьев в лесу, Гимли же описал бы враждебный мир, полный тайных и явных угроз.
В этой главе, наконец, у друзей появляется надежда найти хоббитов живыми. И даёт её находка листа маллорна с крошками лембаса. Но фоном их сопровождает непонятная угроза в виде старика, которого они видели ночью, исчезнувшего без следа, после появления которого пропали лошади. Но вот по поводу лошадей Леголас высказывает мысль, которая оказывается пророческой и для них самих:
But for the darkness and our own fear I should have guessed that they were beasts wild with some sudden gladness. They spoke as horses will when they meet a friend that they have long missed.' Если бы не тьма и наш собственный страх, я бы решил, что их охватила внезапная радость. Так ведут себя лошади, когда встречают друга, по которому они давно тосковали.
И снова Арагорн декларирует принцип «Делай, что должно…». Гимли говорит, что если они быстро не найдут хоббитов в лесу, им останется только доказать им свою дружбу, умерев вместе от голода.
'If that is indeed all we can do, then we must do that,' said Aragorn. Если это и правда всё, что мы можем сделать, мы должны сделать это.
Следы хоббитов приводят друзей на то место, где те встретились с Древобородом. И именно с этого места они снова замечают старика в серых лохмотьях. И чувствуют в нём скрытую силу или угрозу. И вот здесь начинается неожиданная и явная параллель Гэндальфа с … Фродо, которая идёт по всей главе. Ослепительная белая фигура, скрытая серым облаком, и здесь и там, вы только посмотрите:
There he stood, grown suddenly tall, towering above them. His hood and his grey rags were flung away. His white garments shone. – Гэндальф, For a moment it appeared to Sam that his master had grown and Gollum had shrunk: a tall stern shadow, a mighty lord who hid his brightness in grey cloud, - Фродо.
Гимли сторонник того, чтобы стрелять первым, Леголас и Арагорн понимают, что это неправильно, нападать на, возможно, безоружного старика. Гимли здесь показывает себя малость паникёром. Так и оказалось, что герои встретили друга, по которому давно тосковали. Гэндальф вернулся к ним, пожертвовав ради них собой, пройдя через через смерть и ад. И это его изменило навсегда.
'Gandalf,' the old man repeated, as if recalling from old memory a long disused word. 'Yes, that was the name. I was Gandalf.' Гэндальф, - повторил старик, как будто вспоминая давно забытое слово. – Да, было это имя. Я был Гэндальфом.
Вот здесь я не могла не пойти по злачным местам переводам.
КК: – Гэндальф... – повторил старец, словно вызывая из памяти что-то давно позабытое. – Да, так было. Когда-то меня звали Гэндальфом.
Нет! Речь не про звали. Речь про то, что когда-то был.
Кистямур: – Гэндальф, – повторил старец, как бы припоминая давно забытое имя. – Да, так меня звали. Я был Гэндальфом.
Я был Гэндальфом. Вот, здесь лучше. Только не звали.
ГриГру: – Гэндальф, - медленно повторил старик, словно вызывая из памяти давно забытое имя. - Да, меня звали так. Я был Гэндальф.
Тоже правильно «я был», но «звали» смещает акценты.
'Yes, you may still call me Gandalf,'…
Всё ясно, да? И вот только здесь подошла очередь «называть». «Вы можете и сейчас называть меня Гэндальфом». Можете называть. Почему бы и нет, я когда-то им был. Имя же рассказывает историю того, кто его носит.
И это всё предвосхищает историю Фродо, потому что Фродо прошёл на своём пути все те этапы, которые прошёл Гэндальф. У Гэндальфа и Фродо очень много общего: схватка во тьме с чудовищем, жертва собой, смерть и перерождение, возвращение в новом качестве. Хотя есть и отличие. Гэндальф сражался с противником, равным ему по статусу и силе, Фродо пришлось противостоять тому, чья сила превосходила его силу на многие порядки.
Выясняется, что первый раз герои видели не Гэндальфа (мы тоже будем продолжать его так называть), а Сарумана. И потом приняли Гэндальфа за него.
И в этой главе мы имеем дело с новым в этой истории явлением – «скомпрометированным белым». Символизм белых одежд в книге абсолютно понятен – это признак чистоты, жертвенности и силы, которой наделена чистота. Белые одежды были даны Саруману как главе представителей валар в Средиземье, его авторитет был непререкаем, чистота его помыслов долгое время не ставилась под сомнение. Саруман пал и сам отрёкся от белого, он предпочёл разбить белый на множество составляющих и стал Саруманом многоцветным. И мантия его была радужной, когда Гэндальф встретился с ним в Орфанке и тот предложил ему примкнуть к Саурону.
Саруман отказывается и от жертвы и от своей миссии, он ищет только собственную выгоду и перестаёт носить белые одежды. Так что белый цвет остаётся в ВК символом чистоты. Но в сознании всех Саруман остался белым и это породило заблуждение в том, что белые одежды могут говорить об опасности того, кто их носит. Это заблуждение Толкин показывает на примере членов Братства – Гимли, Леголаса и Арагорна. Оно не позволяет им даже предположить, что они встретились с другом, а не с врагом. Они замечают сияние из-под серых лохмотьев, но не понимают, что перед ними служитель Света. На самом деле, заставить людей думать, что белое это чёрное, это одна из целей Зла. При этом белое остаётся белым, но если в сознании людей это больше не так, Злу становится гораздо проще управлять ими и обращать их против Добра. Фродо – ещё один носитель белых одежд, хоть не совсем в буквальном смысле. Гэндальф – пример для Фродо. Именно на морийском мосту Фродо увидел жертву Гэндальфа собой ради Братства и ради того, чтобы Фродо продолжил свой путь. Этот обрушившийся мост обрушился и для Фродо, жертва Гэндальфа отрезала ему абсолютно все пути отступления.
Гэндальф Серый вернулся Белым. Белую фигуру мы увидим потом как проекцию Фродо. Гэндальф получает белые одежды после событий на Морийском мосту и после. Проекция же Фродо, как белой фигуры, напрямую связана с Кольцом. Ещё бы, его миссия и его жертва связаны с ним. Можно сказать, что он приносит себя в жертву Кольцу. Фродо первый раз предстаёт сияющей белой фигурой, скрытой облаком, когда первый раз осознанно пользуется Кольцом, а Кольцо частично вступает в свои права. Но он пользуется им для того, чтобы иметь возможность сохранить Голлуму жизнь.
И белую фигуру видит Сэм. Это очень важно, что именно он, потому что точка зрения Сэма в некотором смысле уникальна (чем уникальна – потом, когда дойдём до этого), но взгляду Сэма на Фродо мы можем доверять всецело. В подтверждение этого я приведу пока только цитату Фарамира про Сэма: «Your heart is shrewd as well as faithful, and saw clearer than your eyes».
А ещё эту закономерность, что Кольцо показывало именно реальную проекцию души, мы можем проследить по Голлуму, который был похож на жалкое изломанное существо, и по Сэму в башне Кирит Унгол. Он, когда-то мечтающий оказаться в сказке в роли эльфийского богатыря по сути своей таковым и оказался. Несмотря на всю его (Кольца) лживость, изначальные мотивы героев, у которых оно оказалось, оно извратить было не в силах. Мотив Фродо – самопожертвование. Влияние Кольца на него неизбежно, но он подвергается этому из желания выполнить свой долг и спасти других. Потому и Голлум – жалкая тварь у его ног, так как мотивом Голлума была алчность и он действительно был жалкой тварью. Фродо же – мученик, сознательно жертвующий собой.
И вот в рассказе Гэндальфа о том, что произошло в Мории и после, содержится столько отсылок к Фродо и его пути, по сути своей столько инсайдерской информации про Фродо в Мордоре, сколько нет и в мордорских главах. Читая этот рассказ, не стоит искать больших совпадений в хронологии их путей, но образы и символы не просто предсказывают, они объясняют и дают понять, что произойдёт с Фродо.
'Name him not!' said Gandalf, and for a moment it seemed that a cloud of pain passed over his face, and he sat silent, looking old as death. 'Long time I fell,' he said at last, slowly, as if thinking back with difficulty. 'Long I fell, and he fell with me. His fire was about me. I was burned. Then we plunged into the deep water and all was dark. Cold it was as the tide of death: almost it froze my heart.' КК: – Не называй этого имени вслух! – одернул его волшебник. По лицу его пробежала тень боли, и он смолк, сразу ссутулившись и постарев; теперь он казался дряхлым, как сама смерть. – Долго я падал, – произнес он наконец медленно и неохотно, как будто ему требовалось усилие, чтобы вспомнить. – Очень долго. Мы падали вместе. Его огонь нещадно палил меня, и я в конце концов сгорел бы – но мы упали в воду, и нас окружила тьма. Вода была холодна, как смерть, и сердце у меня едва не заледенело навеки.
…
'Yet it has a bottom, beyond light and knowledge,' said Gandalf. 'Thither I came at last, to the uttermost foundations of stone. He was with me still. His fire was quenched, but now he was a thing of slime, stronger than a strangling snake. КК: – Но и у этой бездны есть дно за пределами света и за пределами ведения, – продолжал Гэндальф. – Там, у каменных Оснований Мира, я и оказался. Он все еще был со мною. Огонь потух, и мой враг покрылся холодной слизью, сразу став скользким, как удав, и обнаружив чудовищную силу.
… Far, far below the deepest delving of the Dwarves, the world is gnawed by nameless things. Even Sauron knows them not. They are older than he. Now I have walked there, but I will bring no report to darken the light of day. In that despair my enemy was my only hope, and I pursued him, clutching at his heel. … КК: Глубоко, глубоко, глубже самых глубоких гномьих пещер, живут под землею безымянные твари, исподволь грызущие Основания Мира. Даже Саурон ничего не знает о них. Они гораздо старше его... Я был там, но говорить о них не стану, ибо не хочу, чтобы вести из того мира омрачали солнечный свет. Мой враг был моей единственной надеждой, и я преследовал его по пятам,
Then darkness took me; and I strayed out of thought and time, and I wandered far on roads that I will not tell. КК: А меня взяла тьма, и я долго блуждал вне мысли и вне времени по дорогам, о которых не буду говорить ничего.
'Naked I was sent back – for a brief time, until my task is done. And naked I lay upon the mountain-top. … I was alone, forgotten, without escape upon the hard horn of the world. … КК: Нагим я был послан обратно – на краткое время, только чтобы довершить свое дело, – и нагим лежал на вершине горы. Я был одинок и забыт всеми. Пути вниз, с этого высокого каменного рога земли, мне не было.
Гэндальф погибает и возрождается в новом качестве. Фродо тоже погибнет и так же возвратится в новом качестве. Погибнет как герой и возродится уже мучеником. На краткое время, чтобы завершить свой долг. Кстати вот нагота как раз символ этого рождения заново. Но Фродо, при схожих этапах пути, будет находиться в положении гораздо более тяжёлом и пойдёт ещё дальше.
And so at the last Gwaihir the Windlord found me again, and he took me up and bore me away. ' 'Ever am I fated to be your burden, friend at need,' I said. ' 'A burden you have been,' he answered, 'but not so now. Light as a swan's feather in my claw you are.The Sun shines through you. Indeed I do not think you need me any more: were I to let you fall you would float upon the wind.' КК: Наконец Гвайир, Князь Ветра, нашел меня и унес прочь. – Видно, судьба тебе век носить эту тяжкую ношу, о друг-избавитель! – сказал я ему. – В первый раз ты и впрямь был тяжкой ношей, – ответил он. – Но сейчас ты меня совсем не утрудил. Ты легче лебединого перышка. Сквозь тебя просвечивает солнце. Я тебе, пожалуй, и вовсе не нужен: если я разожму когти, ты не упадешь, а полетишь по ветру.
Я думаю, даже комментарии тут излишни. Но я ещё «затыкаю себе пяткой рот», чтобы особо не забегать вперед. Меня с самого первого раза в ужас приводил вот этот отрывок:
Far, far below the deepest delving of the Dwarves, the world is gnawed by nameless things. Even Sauron knows them not. They are older than he. Now I have walked there, but I will bring no report to darken the light of day. In that despair my enemy was my only hope, and I pursued him, clutching at his heel. В немыслимых глубинах, уходящих далеко вниз от самых потаённых гномьих нор, мир грызут безымянные твари. Их не знает даже Саурон. Они древнее его. Теперь я побывал там, но не омрачу света дня рассказом о них. Там за гранью отчаяния враг был моей единственной надеждой и я преследовал его неотступно.
Враг – единственная надежда. О как! И совет Гэндальфа на все случаи жизни:
Have patience. Go where you must go, and hope! Наберитесь терпения. Идите туда, куда вы должны, и надейтесь!
************************** Я так увлеклась рассказом Гэндальфа, что забыла про то, что глава называется Белый всадник и соответственно, про встречу с Тенегривом. Гэндальф получил не только белые одежды, он также получил и белого коня, себе под стать, лучшего из всех роханских коней. Кстати, Фродо ведь у нас тоже как-то ездил на белом коне, было дело. Так что от параллелей этих никуда не деться.
Здравствуйте, уважаемые любители животных и великой русской литературы! Представьте: шёл сегодня носом в телефон мимо памятника Гоголю, что в скверике перед музеем Гоголя на Гоголевском бульваре, и попался мне на глаза вот такой забавный пост:
Хорошо формулирует Розя Скрипник! А с Гоголем – там вот какая вышла история...
Обычно у людей так: мы сами представляем себя "хардкорной версией" – то есть чем-то мужественным или романтичным, а окружающие видят нас несуразными "пуссикэтами". С Гоголем же вышла путаница: пока он был хардкорной полтавской версией Эдгара Аллана Дэвидовича (вспомним "Страшную месть" или "Портрет"), все умилялись – "ну до чего же милый", а когда он стал "пуссикэтом" (наивным, простодушным, но очень благонамеренным), те же самые все принялись орать: "А-а-а, аццкий сотона!.."
Можно, я расскажу эту историю? Вот, кстати, картина Репина (буквально), на которой Гоголь больше похож на свою хардкорную фотографию, чем на портрет из учебника литературы...
И.Е. Репин. "Самосожжение Гоголя"
Начнём с того, что в детстве Гоголь был чувствительным и сентиментальным мальчиком. У него был младший брат-погодок Иван, с которым они очень дружили. Примерно девяти лет отроду Иван умер от болезни, и Никоша (как называли будущего писателя в семье) очень тяжело переживал эту смерть. Одним из первых его литературных произведений была детская поэма «Две рыбки», в которой он аллегорично изобразил их с братом судьбы. Это важно.
Существует теория, что в первом более или менее законченном произведении писателя в закодированном виде таится всё его будущее творчество – как яблоня в яблочном зёрнышке. Не выбрасывайте первые литературные опыты ваших детей!..
Так вот, "яблочным зёрнышком" Гоголя были плаксивые (в хорошем смысле слова) "Две рыбки". И, если вам покажется (или кто-то скажет), что в "Старосветских помещиках" он бичует этих нелепых, но милых стариков беспощадным сарказмом, вспомните об этом, пожалуйста.
В учении отрок Гоголь не усердствовал. Его главным школьным увлечением был театр. Вот описание его участия в одном из ученических спектаклей:
Является дряхлый старик в простом кожухе, в бараньей шапке и смазанных сапогах. Опираясь на палку, он едва передвигается, кряхтит, хихикает, кашляет. И, наконец, закашлял таким удушливым сиплым старческим кашлем, с неожиданным прибавлением, что вся публика грохнулась иразразилась неудержимым смехом. А старик преспокойно поднялся соскамейки и поплёлся со сцены, уморивши всех сосмеху.
«Неожиданное прибавление», если кто не понял, – это звук, исторгаемый теми устами, что не говорят по-фламандски. И далее:
Бежит за ширмы инспектор Белоусов: – „ Как же это ты, Гоголь? Что же это ты сделал? “ – „ А как же вы думаете сыграть натурально роль 80-летнего старика? Ведь у него, бедняги, все пружины расслабли, и винты уже не действуют, как следует“.
Гоголь в гримёрке перед гимназическим спектаклем
В другой раз Гоголь играл роль скряги. К этой роли он готовился больше месяца: часами просиживал перед зеркалом и пригибал нос к подбородку, пока наконец не достиг желаемого.
В гоголевской страсти к актёрству была какая-то чрезмерность, какое-то подчас бесовство: «Бывало, то кричит козлом, ходя у себя по комнате, то поёт петухом среди ночи, то хрюкает свиньёй, забравшись куда-нибудь в тёмный угол», – вспоминали товарищи Гоголя по гимназии. – «У него был громадный сценический талант и все данные для игры на сцене: мимика, гримировка, переменный голос и полнейшее перерождение в роли, которые он играл. Думается, что Гоголь затмил бы и знаменитых комиков-артистов, если бы вступил на сцену».
Ан дудки. По приезду в Санкт-Петербург юный Гоголь пытается выдержать актёрское испытание (среди экзаменаторов сам Каратыгин), но терпит крах – во время чтения запинается, мямлит и даже не является потом узнать результаты.
Сам он вспоминать об этом не любил (ну понятно – травма), зато рассказывал, что будто бы, едва приехав в Санкт-Петербург, отправился на квартиру Пушкина. Перед дверью его охватывает такое волнение, что он вынужден сбежать вниз и долго приводить в порядок сердце и дыхание в кофейне… Снова идёт на штурм. Дверь открывает слуга.
– А что, Александр Сергеевич дома ли?
– Почивают-с.
– Всю ночь работали?
– Как же, работали-с! В картишки играли-с…
Вероятнее всего, Николай Васильевич этот эпизод выдумал. Как и знаменитый «эпизод с кошкой», известный со слов Александры Осиповны Смирновой-Россет. История звучит так:
Было мне лет пять. Я сидел один в Васильевке. Отец и мать ушли. Оставалась со мною одна старуха няня, да и она куда-то отлучилась. Спускались сумерки. Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов. В ушах шумело, что-то надвигалось, что-то уходило куда-то. Верите ли, – мне тогда уже казалось, что стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность. Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, и зелёные глаза искрились недобрым светом. Мне стало жутко…
Дальше – вызывающий смесь ужаса и отвращения рассказ о том, как Никоша топит кошку в пруду (она вырывается, он пихает её в воду палкой), а потом сам же горько оплакивает.
Наверняка между первой и второй частями рассказа Гоголь хитро посверкивал глазами в сторону слушателей – готовы ли? Ибо не может не очарованный и не загипнотизированный человек поверить в техническую возможность утопления кошки пятилетним ребёнком. (Вы когда-нибудь кошку купали? Палкой он её в пруд запихивал…)
Эта ещё ничего, спокойная, раз хозяева без перчаток
Для читателей, чьи любовь к животным и отзывчивое на чужую боль сердце затмевают внимательность, повторим: никакой кошки Гоголь в детстве, разумеется, не топил. Но сам этот выдуманный им рассказ лишний раз напоминает о толике бесовства в его прирождённом актёрстве. Рассказы, подобные этому, из разряда известных гоголевских недобрых розыгрышей (однажды, подговорив товарищей, он убедил однокашника, человека болезненно мнительного, что у того «бычачьи глаза»).
Но продолжим рассказ. Итак, Гоголь – молодой провинциал, приехавший покорять столицу. Энергичный, дерзкий, по-хорошему нахальный, малообразованный (из всей европейской литературы читал и признавал одного Вальтера Скотта). Как вы думаете, с кого Гоголь потом писал своего Хлестакова?
Да с себя, разумеется!
Похож? На Хлестакова? Это Гоголь, ему тут 25 лет. Причёска его называется "тупей". Помните рассказ Лескова "Тупейный художник" – про несчастного парикмахера? Он раньше то ли в школьной программе, то ли в "списке рекомендованного чтения" был. Тупеями (от французского tоuреt, «пучок волос») называли особый начёс над лбом. Так что у Тихонова тут тоже тупей:
Кстати, почему у Хлестакова всё получается – всех ввести в заблуждение, всех очаровать, обмануть? Только ли потому, что у страха глаза велики? А может, ещё и потому, что Хлестаков был не лишён актёрского обаяния?
Сам он о себе говорит: «У меня лёгкость необыкновенная в мыслях». Но ведь «лёгкость в мыслях» – это не только каламбур, напоминающий о легкомыслии. Гениальность художника тоже обусловлена «лёгкостью в мыслях». Когда слово или решение приходит легко, само собой, «будто кто-то твоей рукой водит». Врущий Хлестаков испытывает настоящее вдохновение...
ХЛЕСТАКОВ. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»… все это я написал.
АННА АНДРЕЕВНА. Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?
ХЛЕСТАКОВ. Да, это мое сочинение.
МАРЬЯ АНТОНОВНА. Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.
ХЛЕСТАКОВ. Ах да, это правда, это точно Загоскина; а вот есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!
Забегая вперёд (и памятуя о «Двух рыбках») обратим внимание, что образ Хлестакова не исчерпывается комизмом. Хлестаков – это человек, который, в отличие от Гоголя, так и не покорил столицу. И вот теперь возвращается – навсегда. Впереди слякотный просёлок, унылая поместная и уездная жизнь, папенька-самодур, которого Хлестаков боится. Его вдохновенная болтовня – это прощальный бенефис, погребальный гимн несбывшимся мечтам. Кто знает, что там плескалось на дне души? Может, хотел служить, хотел писать (тогда все этого хотели) и написать что-то и впрямь не хуже «Женитьбы Фигаро»… Да вот ничего не вышло.
Как у самого Гоголя – с театральным поприщем.
Вообще, «Ревизор» – это целый букет несбывшихся надежд. Рухнули надежды Марьи Антоновны на выгодное замужество, рухнули надежды Петра Иваныча Бобчинского, что о нём скажут государю – живёт, дескать, такой на свете. Нет, не скажут, никто о нём не узнает. Ему суждено сгинуть бесследно. Как и большинству из нас. Неслучайно в большинстве постановок «Ревизора» реплику: «Чему смеётесь? Над собою смеётесь!» Городничий кричит в зал. То есть – зрителям. И мы ухахатываемся...
Мог бы и Николай Васильевич несолоно хлебавши вернуться в свою Васильевку. Актёрский экзамен он провалил, со службой тоже не складывалось. Пристроят его к месту, а он несколько дней походит и пропадёт. Три дня его нет, потом является. Ему говорят: «Николай Васильевич, голубчик, нельзя так»! А он сразу – раз, и тянет из кармана прошение об отставке. Заранее написал.
Литературная стезя тоже начиналась не гладко. Гоголь являлся на поклон к Булгарину, главному редактору журнала «Северная пчела», и преподносил тому хвалебную оду, в которой сравнивал Булгарина с Вальтером Скоттом.
Сохранилось письмо Гоголя к матери, в котором он обращается к ней с неожиданной просьбой: «Если будете иметь случай, собирайте все попадающиеся вам древние монеты и редкости, какие отыщутся в наших местах, стародавние, старопечатные книги, другие какие-нибудь вещи, антики». Откуда такое увлечение стариной? Очень просто: собирателем древностей был Павел Петрович Свиньин, издатель «Отечественных записок», в которых и была напечатана повесть Гоголя «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала»… Это уже не хлестаковские, а прямо-таки молчалинские манеры!
Ах да, Молчалин – это у Грибоедова. Ну тогда вот вам Гоголь – Башмачкин.
Некоторое время Гоголь читал курс истории в университете, где, по отзывам, «стал посмешищем для студентов» («лицо подвязано платком от зубной боли»), однако «лекции имели на всех, а в особенности на молодых его слушателей, какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние».
Говорят, однажды Гоголь обрил голову, чтобы лучше росли волосы, и носил парик, под который, чтобы тот не сползал, подкладывал вату. Вата под париком сбивалась и самым прискорбным образом выглядывала наружу. Сразу вспоминается:
…И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка; к тому же он имел особенное искусство, ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь, и оттого вечно уносил на своей шляпе арбузные и дынные корки и тому подобный вздор. Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его.
Это – Гоголь, великая повесть «Шинель». Акакий Акакиевич Башмачкин.
Слева Ролан Быков, справа Александр Карпов, но как похожи!
А вот Гоголь о себе: «Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мною» («Выбранные места из переписки с друзьями»).
А вот что касается воодушевления к добру и нравственной чистоте (помните, «лекции имели на всех (...) какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние»?)
Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?“ И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете? “ — и в этих проникающих словах звенели другие слова: „Я брат твой“. И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…
Это – снова Башмачкин.
Один из нехудших Башмачкиных нашей сцены – Марина Неёлова
Позже мы ещё вспомним об этой пророческой строчке: «Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей»...
А пока Гоголь весьма общителен; его «Вечера на хуторе» прогремели и принесли ему славу, к которой молодой автор отнёсся на удивление трезво: «Вы спрашиваете об „ Вечерах“ Диканьских. Чёрт с ними ! ( … ) Да обрекутся они неизвестности, покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое неизыдет из меня!»
И вот тут Плетнёв наконец знакомит его с Пушкиным и случается так, что именно Александр Сергеевич подсказывает Гоголю идею того самого «увесистого, великого, художнического».
Но Гоголь чувствует, что работа над «Мёртвыми душами» предстоит огромная, долгая (а кормиться-то надо!), и вот этот простодушный наглец просит Пушкина подсказать ему ещё один сюжет – для лёгкой комедии: «Я, кроме моего скверного жалования университетского — 600 рублей , никаких не имею теперь мест. Сделайте же милость, дайте сюжет».
И Пушкин делится с ним замыслом, над которым собирался было поработать сам, записав для памяти: «Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмонку, его принимают за… Губернатор честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь…».
Неизвестно, написал бы Пушкин эту вещь или нет, но, надо сказать, он уступает Гоголю своего Криспина-Свиньина не без сожаления, сказав домашним – в шутку, но с оттенком досады: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»...
Наверное, все устали уже, давайте перерыв сделаем? Потому как впереди главная часть – как топили самого Гоголя. Почему он такой хардкорный на фотографии – и на этом посмертном памятнике...
...мимо которого я два часа назад на почту ходил – и как раз на обратном пути увидал в телефоне забавный пост Рози Скрипник. И прямо руки зачесались рассказать вам эту историю. Надо было отчёт за апрель составить, а я время на переписывание этого рассказа потратил, товарищи.
Вы хоть напишите – продолжение-то нужно вообще? Или «достал уже окаянный Лучик»? Кстати, от рекламы «Лучика» ничто никого не освобождает!
Патологическая скромность не позволяет мне подчеркнуть красным «детям выписала». Надеюсь на вашу внимательность.
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.