Жду новый пост

Серия «История нашего мира в художественной литературе»

Всем привет!

Сегодня будет про 70-е годы I века н.э. В прошлый раз я рассказала о том, как и чем закончился в Риме «Год Четырех императоров» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 61. «Дочери Рима»), и для тех, кто либо знаком с темой, либо читал прошлый пост не новость, что тогда, основав династию Флавиев, императором стал Тит Флавий Веспасиан или просто Веспасиан, который в итоге задержался у власти и проправил около 10 лет, с 69 по 79 годы. О нём мы уже знаем, что он был участником завоевательных походов в Британии при Клавдии, при Нероне поначалу ушёл в отставку, но потом его возвратили на службу в роли проконсула Африки, а в 66-м году ему пришлось подавлять восстание в Иудее, что, отчасти, и поспособствовало его становлению императором.

Он не только положил конец гражданской войне внутри страны, но и сумел навести в ней порядок, хотя и с огромным трудом: усилил контроль над армией и преторианской гвардией, вывел из кризиса финансовую систему благодаря экономии и налоговым преобразованиям, стабилизировал ситуацию в провинциях. При этом ему удавалось в условиях жёсткой экономии и восстанавливать то, что было прежде разрушено (в частности, храмы и кварталы, уничтоженные Великим пожаром), и даже основывать новое (при Веспасиане же было начато строительство знаменитого Колизея и Храма Мира), строились новые дороги.

Позиции империи за рубежом в те годы также усилились – так было подавлено восстание батавов в Германии, стала римской провинцией Коммагена и успешно для римлян завершилась Иудейская война. Восстание было подавлено, зачинщики (вроде того же Шимона бар-Гиора (ок.50-73гг.)) уничтожены, и даже Иерусалимский храм оказался разрушен, а самих евреев начали расселять по всей империи (что происходило и раньше, но по-настоящему развернулось лишь тогда).

А неподалеку от Иудеи всё ещё существовало Набатейское царство, на котором мне бы хотелось сделать упор сегодня, поскольку это было одно из немногих государств, которые соседствовали с Римской империей, но довольно долго и довольно успешно удерживались от превращения в очередную её провинцию. К тому же это одно из древнейших арабских государств, и, если на юге, и помимо Сабы (о ней в далекой древности я писала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 31. «Кольцо Соломона» и «Суламифь»), были ещё другие царства, то Набатея на севере была такая одна.

Царство это основано было примерно в III-II-м веках до н.э. племенем набатеев, полукочевников-семитов из Заиорданья и Идумеи. Язык их был близок арабскому, хотя пользовались они арамейским (а затем набатейским, развившемся из арамейского) письмом. Секретом их успеха стал контроль над торговыми путями, идущими с юга Аравийского полуострова (т.е. из тех самых Сабы, Маина и других стран, расположенных южнее) на север – в Египет, Иудею, Сирию, а оттуда дальше – в Римскую империю.

Конечно, существовали ещё пути через Парфию, но пользоваться ими хотели далеко не все, тем более что можно было из индийских государств (Сатаваханы, Черы, Пандья, Чолы, Индо-Скифского царства и Анурадхапуры) и с африканских территорий (в частности, из Аксумского царства) морскими путями напрямую попасть, например, в знаменитый порт Адану (современный Аден в Йемене) или Окелис, которые принадлежали Химьяру, или в Кану (Qana; нынешний Бир-Али), принадлежавшую Хадрамауту, а оттуда караванными путями двигаться через пустыню на север. И оно того однозначно стоило, не зря ведь то называли Путем Благовоний и Дорогой Специй – именно ладан, мирра, корица, имбирь, перец были основными товарами этого маршрута, наряду с золотом, черепашьими панцирями, слоновой костью, рогом носорога и ценными породами дерева. В общем, товар дорогой, торговать которым было максимально выгодно.

И, само собой, контроль над подобными торговыми путями обогащал и Набатею, чья столица, Петра, стала главным торговым узлом в регионе. При этом попытки захватить этот город до определенного момента терпели неудачу. Однако Набатея вполне была открыта миру, и многое позаимствовала у соседей, особенно у греков и римлян (есть мнение, что даже религия их была синкретической, и они хорошо были знакомы с культом того же Зевса/Юпитера, хотя активно поклонялись и местному богу Душаре), что отчасти заметно в архитектуре, которая, впрочем, во многом оставалась самобытной. Набатея охватывала территории современных Израиля, Иордании, Сирии и Саудовской Аравии, и там и поныне можно найти следы этой цивилизации, в частности, руины и сохранившиеся строения городов Петра (в частности, знаменитый скальный храм-мавзолей Эль-Хазне в Иордании), Мадаин-Салех (оно же Хегра, от него сохранились скальные гробницы в Саудовской Аравии, недалеко от оазиса Аль-Ула), Авдат, Шивта, Мамшит, Тель-Ницана и Халуца (на территории нынешнего Израиля), а также Босра (нынешняя Сирия). Почти в каждом из них сохранились характерные элементы – многочисленные колонны, стены из каменных блоков, мозаика. А в некоторых и характерные скальные сооружения.

Кроме того, набатейцы, несмотря на то, что страна их фактически располагалась в пустынной местности, преуспели в ведении сельского хозяйства, т.к. сумели придумать хитрые и эффективные способы снабжения влагой своих сельскохозяйственных угодий, в частности, научились собирать и удерживать дождевую воду при помощи специальных ямок, строили акведуки, террасы, плотины, цистерны и подземные резервуары с теми же целями – сбора, подвода и сохранения воды. Все эти техники набатеи старались держать в тайне от соседей.

Первым известным царем Набатеи был Арета I (известно, что он правил страной в 168-м году до н.э., упоминался в Библии как «Арета, владетель Аравийский», и у него искал политического убежища некий первосвященник Ясон, устроивший попытку захвата власти в Иерусалиме), вторым – Арета II (более-менее точно известны годы его правления: со 103 по 96-й до н.э.), он и его преемник Ободат I (96-85гг. до н.э.) известны своей борьбой с царями из династии Хасмонеев. Раббэль I (ок. 85-84гг. до н.э.) был участником столкновения с Селевкидским государством во время правления Антиоха XII, а его предполагаемый брат, Арета III (ок. 84-62/61гг. до н.э.), впервые напрямую столкнулся с римлянами, и вынужден был признать их превосходство.

К слову, отношения между набатеями и римлянами держались на грани между нейтралитетом и легким, взаимовыгодным, союзничеством. Так вот Малику I (ум. в 30г. до н.э.) вынужден был уже активно участвовать в политических разборках римлян, и признавал над собой господство то Юлия Цезаря, то Марка Антония, то потом с ним и Клеопатрой боролся, признавая власть Октавиана Августа. Был также противником и Ирода Великого. Его сын, Ободат III(30-9гг. до н.э.), начал чеканить монеты со своим изображением в обрамлении лаврового венка, подражая римскому цезарю, а Арета IV(9г. до н.э.-40г. н.э.) известен, в частности, тем, что отдал в жены Ироду Антипе свою дочь, Фазелис, а после того, как тот закрутил роман с Иродиадой, и Фазелис сбежала на родину, начал войну против бывшего зятя. Его в свою очередь от римского вторжения под командованием Луция Вителлия уберегла лишь смерть императора Тиберия.

Наследником Ареты стал его сын, Малику II (39/40-69/70гг. н.э.), который в ходе Иудейской войны уже открыто выступал союзником римлян, предоставляя им вспомогательные войска. При нём Набатея потеряла земли на севере Заиорданья, набатейские города пустыни Негев были разрушены в результате нападений кочевых племён самудян и сафатенцев, что подорвало набатейское господство в Негеве и полностью расстроило торговлю через Газу. Да и умер он, похоже, преждевременно: наследником его стал Раббэль II Сотер (ок.70-106гг. н.э.), который на тот момент, по всей видимости, ещё был слишком юн, чтобы править самостоятельно, и регентом при нем стала мать –  Шукайлат II. Предположительно, он перенес столицу в Босру из Петры, восстановил свою власть в Южной Палестине и восстановил прежде разрушенные набатейские города (но это не точно), что и нашло отражение в его титуле – «спаситель» (т.е. Сотер). Скальный храм Ад-Дэйр, недалеко от Петры, предположительно тоже возвели в годы его правления.

Но главное, что нужно о нём знать – он стал последним царём Набатеи. Как это произошло – точно неизвестно. Есть мнение, что в годы его царствования отмечался национальный подъём, и планировалось, в конце концов, выйти из-под римского ига, возвратив себе полную независимость. Слухи об этом дошли до Римского императора Траяна и очень ему не понравились. Так что тот не стал медлить, выслал войска, и в 106-м году некогда великое царство превратилось в римскую провинцию – Аравию Петрейскую.

В первые годы правления Раббэля II происходят события одного из томов сегодняшней серии

«Марк Дидий Фалько» Л. Дэвис

Время действия: I век н.э., ок. 70-77 гг. н.э. Время правления императора Веспасиана.

Место действия: Римская империя (территории современных Великобритании, Германии, Франции, Бельгии, Италии, Испании, Греции, Сирии) и Набатея (территории современной Иордании).

Интересное из истории создания:

Линдси Дэвис (р. 1949) – современная британская писательница, известная, главным образом, благодаря своей серии историко-детективных романов «Марк Дидий Фалько» («Маркус Дидиус Фалько»/«Marcus Didius Falco»), лауреат премии Cartier Diamond Dagger.

Судьба у этой дамы сложилась своеобразно. Она родилась в Бирмингеме, окончила Оксфордский университет со степенью по английской литературе и…тринадцать лет проработала на государственной службе, прежде чем одна из её первых работ заняла второе место в номинации на премию им. Джорджетт Хейер (исторический роман 1985 года). После этого она вспомнила о своём образовании и решила по полной заняться писательством (я бы на её месте тоже бы так сделала в подобном случае).

Поначалу она писала свои серии для британского женского журнала Woman's Realm. Но в какой-то момент сказался её давний интерес к истории и археологии, и она написала роман «Путь чести» («The Course of Honour») об императоре Веспасиане и его любовнице Антонии Ценис, рабыне-секретарше, а впоследствии вольноотпущеннице Антонии Младшей, матери императора Клавдия, которая славилась своей феноменальной памятью. Веспасиан сошёлся с ней после смерти своей жены, Флавии Домициллы Старшей, и отношения их продлились вплоть до смерти Антонии в 74-м году (случилось это за пять лет до того, как умер сам Веспасиан). Тема, на мой взгляд, не избитая (сам роман не читала). Однако Л. Дэвис не удалось его тогда издать, это случилось лишь в 1997-м (или даже 1998-м) году.

Но она тогда не сдалась и подумала, мол, хорошо читателям заходят детективы. А что, если совместить приятное с полезным, и написать тоже о Древнем Риме, но в жанре детектива? Позже, по её признанию, она развила идею и решила, что намеренно напишет это так, чтобы отойти от привычных читателям клише. Так и вышел в 1989-м году первый роман из серии о «частном информаторе» Марке Дидии Фалько – «Серебряные слитки». И на этот раз её ждал настоящий успех, а серия получила продолжение из ещё девятнадцати романов. Видимо, персонаж настолько зашёл и ей, и читателям, что позже она начала новую серию – о Флавии Альбии, приёмной дочери Марка Дидия Фалько, «признанной женщине-следователе». Там уже события развиваются в 89-90-х годах н.э. На данный момент вышло двенадцать книг этой серии, но я ни одной не читала, поэтому сегодня рассказывать буду только о заявленном цикле романов о М.Д. Фалько.

О чём:

Марк Дидий Фалько – (почти) тридцатилетний (на момент 1-го тома) обитатель съёмного жилья на шестом этаже огромной инсулы на Авентине, младший брат национального героя, Феста, погибшего в Иудее и служившего под командованием Тита, сына императора Веспасиана, а также сам ветеран боевых действий. Несколько лет прослужил в Британии, пока там не случилось восстание Боудикки. Событие это стало источником долгоиграющей психотравмы для Фалько, так что он послал военную службу куда подальше, вернулся в любимый им Рим и…столкнулся с тем, что бывшие легионеры нафиг никому не упали. Его бывший сослуживец и лучший друг, Петроний, нашёл себя на службе во благо города, а вот сам Марк не нашёл себе источника дохода лучше, нежели стать частным информатором. Сам он описывал это занятие как унылое, однообразное и малоприбыльное, мол, в основном, приходится шпионить за чужими неверными женами и разыскивать тех, кто нахлобучил своих кредиторов. Правда, иногда выпадали на его долю случаи и покруче, в том числе связанные с откровенным криминалом.

Однако в тот жаркий летний день он вовсе ни к чему такому не готовился. Просто помог юной (и явно богатой девушке)) сбежать от двух преследовавших её громил, после чего завёл к себе домой без всякой задней мысли (ну или почти…)). А потом выяснилось, что девица – племянница сенатора, и на её спасителя вот-вот повесят её же похищение. Несмотря на это Фалько не торопился возвращать девушку домой, и не только из-за того, что счёл её весьма привлекательной особой – даже после долгого напряженного разговора они так и не смогли найти ответы на главные вопросы: кому и зачем понадобилось похищать её прямо из отчего дома?

Зацепка появилась случайно позже, когда в дело вмешался тот самый сенатор и дядя девушки, и выяснилось, что лишь она знала шифр от ячейки, где сенатор Камилл Вер припрятал кое-что, что у Фалько и его друга Петрония одним своим видом вызвало тяжелые «вьетнамские…» «британские флешбеки». Там, конечно, ещё много, и, даже, если я первую книгу целиком перескажу, останется ещё немало, но лучше прочитать и во всем разобраться самим, тем более что это определенно будет очень увлекательно)

Отрывок:

«…На Форуме было прохладнее и тише, чем в предыдущий раз, когда я там появлялся и встретил Сосию, в особенности на длинной колоннаде, где менялы предлагали услуги нервным клиентам. Семья Камилла осуществляла банковские операции с помощью улыбающегося вифинца, который сделал нездоровый вклад в жир на теле. Сосия прошептала цифры для идентификации своей собственности, и тип со счастливым лицом открыл ее ячейку. Она арендовала большой ящик, хотя то, что оказалось внутри, было относительно небольшим.

Крышка свалилась. Сосия Камиллина шагнула в сторону. Мы с Петронием заглянули внутрь. Ее сбережения оказались даже менее впечатляющими, чем мои. Ее дядя арендовал для нее этот ящик, что было разумным, но ей принадлежало не более десяти золотых монет и нескольких приличных ювелирных украшений, для ношения которых, по мнению ее тети, она еще не доросла. (У каждого своя точка зрения. Для меня она была достаточно взрослой.)

Интересовавший нас предмет был завернут в фетр, а потом обвязан веревками. Поскольку банкир наблюдал за нами с типичным для вифинцев любопытством, Петроний помог мне вытащить предмет, не разворачивая. Он оказался невероятно тяжелым. Нам повезло, что мы арендовали ручную тележку у мужа моей сестры, штукатура, который, как обычно, сидел без работы. (Мой зять сидел без работы не потому, что все стены Рима вдруг стали ровными и гладкими, а потому, что жители Рима предпочитают смотреть на голые плиты, чем нанимать эту наглую, ленивую свинью). Шатаясь, мы пошли прочь. Наша тележка скрипела под весом груза. Петроний взвалил на меня большую часть работы.

— Не урони его на себя! — воскликнула Сосия, что было мило с ее стороны.

Петроний ей подмигнул.

— Он не такой хрупкий, как кажется. Он тайно тренируется с гирями и поднимает тяжести в зале, где тренируются гладиаторы. Давай, напряги мускулы…

— Когда-нибудь ты должен мне рассказать, почему моя сестра Викторина называет тебя Примулой, — выдохнул я в ответ.

Он ничего не сказал, но покраснел. Клянусь, что покраснел.

К счастью, Рим — современный город, который трудно чем-то удивить. Двое мужчин с девушкой и тележкой могут запросто заползти в таверну, не вызывая интереса и комментариев. Мы прошли на затененную боковую улочку и оттуда пробрались в таверну. Я выбрал столик в темном углу, Петроний купил несколько горячих пирожков. Нам обоим пришлось приложить усилия, чтобы поднять предмет на стол. Опустили мы его с глухим звуком. Потом мы осторожно сдвинули фетр.

— Царство Гадеса! — выдохнул Петроний.

Я понял, почему дядя Децим не хочет, чтобы новость куда-то просочилась.

* * *

Сосия Камилла не представляла, что это такое. Мы с Петронием знали, и нам стало немного не по себе, нас даже стало подташнивать. Однако Петроний, обладающий железным желудком, вонзил зубы в овощной пирог. Это было лучше, чем предаваться неприятным воспоминаниям, и я тоже принялся за еду. Мой пирог оказался с кроликом, куриной печенкой и думаю, можжевельником. Неплохо. Еще нам подали тарелку с кусочками свинины. Мы отдали ее Сосии.

— Та глухая дыра на таможенном посту в стороне от всего, — в ужасе вспоминал Петроний. — В устье Сабрины, не на нашей стороне границы. Нечего делать, кроме как считать кораклы, плывущие в тумане, и следить, не сделают ли вылазку через реку маленькие смуглые человечки. О Боже, Фалкон, ты помнишь дождь?

Я помнил дождь. Долгий, монотонный дождь в Британии незабываем.

— Фалкон, что это? — прошипела Сосия.

— Сосия Камиллина, это серебряный слиток! — сообщила я, наслаждаясь драматизмом момента…».

Раз уж заикнулась о Набатее, то отрывок из «Последнего действия (или акта) в Пальмире» тоже обязан был здесь появиться:

«… Добраться до Петры оказалось не так сложно, как я опасался. Анакрит получил огромное удовольствие, намекнув, что мое путешествие сюда сопряжено с невыносимыми проблемами. Я просто доставил нас морем в Газу. Я «нанял» – по цене, которая означала «купил сразу», – вола и телегу, транспорт, с которым я привык обращаться, затем огляделся в поисках торгового пути. Чужеземцам не рекомендовали путешествовать по ней, но караваны численностью до тысячи человек ежегодно сходились в Набатее. Они прибыли в Петру с разных сторон, но, когда они ушли, их пути снова разошлись. Некоторые отправились на запад, в северный Египет. Некоторые поехали внутренней дорогой до Бостры, прежде чем отправиться в Дамаск или Пальмиру. Многие переправлялись прямиком на побережье Иудеи для срочной отправки из большого порта в Газе на жаждущие их товаров рынки в Риме. Итак, когда десятки торговцев направлялись в Газу, ведя за собой огромные, медленно движущиеся вереницы верблюдов или быков, мне, бывшему армейскому разведчику, не составило труда проследить их маршрут. Ни один перевалочный пункт не может оставаться тайным. Равно как и его охранники не могут предотвратить проникновение в свой город незнакомцев. Петра, по сути, была общественным местом.

Еще до нашего прибытия я делал мысленные заметки для Веспасиана. Скалистый подход был поразительным, но было также много зелени. Набатея богата пресноводными источниками. Сообщения о стадах и сельском хозяйстве были верны. Им не хватало лошадей, но верблюды и быки были повсюду. По всей рифтовой долине процветала горнодобывающая промышленность, и вскоре мы обнаружили, что местные жители производят изысканную керамику, блюда с растительным орнаментом и чаши в огромных количествах, и всё это обильно украшено. Короче говоря, даже без доходов от торговцев здесь было бы достаточно, чтобы привлечь благожелательный интерес Рима.

– Ну что ж! – проговорила Елена. «Я думаю, ты можешь доложить своим хозяевам, что богатое королевство Набатея, безусловно, заслуживает включения в состав Империи». Она оскорбительно приравнивала меня к какому-то патриоту с безумными глазами, собирающему провинции.

«Не раздражайте меня, госпожа»

«У нас так много того, что мы можем им предложить!» – язвительно заметила она; под политической иронией скрывалась личная насмешка надо мной.

Вопрос о том, будут ли богатые набатейцы смотреть на вещи по-нашему, может быть совсем другим вопросом. Елена знала это. Они умело охраняли свою независимость на протяжении нескольких столетий, делая своей обязанностью обеспечение безопасности маршрутов через пустыню и предложение рынка для торговцев всех мастей. Они практиковались в мирных переговорах с потенциальными захватчиками, от преемников Александра до Помпея и Августа. У них была дружелюбная монархия. Их нынешний король Раббель был юношей, чья мать исполняла обязанности регента, что, казалось, не вызывало споров. Большая часть рутинной работы правительства легла на главного министра. Этого более зловещего персонажа называли Братом. Я догадался, что это значит. Тем не менее, пока жители Петры процветали так бурно, я осмелюсь сказать, что они мирились с тем, что им есть, кого ненавидеть и бояться. Всем нравится иметь авторитетную фигуру, о которой можно ворчать. Нельзя винить погоду во всех жизненных невзгодах.

Погода, кстати, была потрясающей. Солнечный свет отражался от скал, превращая всё в ослепительную дымку. Мы продолжили наше восхождение. <…>

Мне нравилось путешествовать с Еленой – за исключением разочаровывающей череды маленьких домиков и тесных арендованных комнат, где мы никогда не чувствовали себя свободно, занимаясь любовью. Внезапно я затосковал по нашей съемной квартире на шестом этаже, где мало кто, да и то с трудом поднимался по лестнице, и подслушивали только голуби на крыше.

«Поехали домой!»

«Что – в нашу арендованную комнату?»

«В Рим».

«Не говори глупостей», – усмехнулась Хелена. «Мы собираемся подняться на вершину горы».

Меня интересовала вершина горы только из-за возможностей, которые она предоставляла для схватки с Еленой. Тем не менее я напустил на себя серьезный вид путешественника, и мы продолжили подъем.

О вершине возвещали два неодинаковых обелиска. Возможно, они изображали богов. Если так, то они были грубыми, таинственными и определенно чуждыми римскому пантеону с человеческими чертами лица. Казалось, что они были созданы не путем транспортировки камней сюда, а путем вырубки всего окружающего скального пласта на глубину шести или семи метров, чтобы оставить этих впечатляющих стражей. Затраченные усилия были ошеломляющими, а конечный эффект жутковатым. Они были непохожими друг на друга близнецами, один чуть выше, другой расширенный у основания. За ним находилось какое-то крепко построенное здание, которое мы предпочли не исследовать на тот случай, если его занимали жрецы, затачивающие жертвенные ножи.

Мы поднялись дальше и по крутой лестнице добрались до церемониальной площадки. Это привело нас на продуваемый всеми ветрами мыс. Со всех сторон с высокой воздушной скалы открывался потрясающий вид на кольцо суровых гор, внутри которого лежит Петра. Мы оказались на северной стороне слегка углубленного прямоугольного двора. Вокруг него были установлены три скамейки, предположительно для зрителей, наподобие триклиния в главном пиршественном зале. Перед нами была приподнятая платформа, на которой были разложены подношения, которые мы тактично проигнорировали. Справа ступени вели к главному алтарю. Там высокая колонна из черного камня олицетворяла бога. За ним находился другой, больший, круглый алтарь, похожий на чашу, вырезанную в живой скале, соединенный каналом с прямоугольным резервуаром для воды.  

К этому времени мое воображение работало с бешеной скоростью. Я надеялся, что невосприимчив к внушающим благоговейный трепет местам и зловещим религиям, но я побывал в Британии, Галлии и Германии; я знал больше, чем хотел, о неприятных языческих обрядах. Я схватил Елену за руку, когда ветер налетел на нас. Она бесстрашно вышла на пустой двор с резервуаром, заполненным водой, любуясь захватывающими видами, как будто мы находились на каком-нибудь возвышении с балюстрадой, предусмотренном для удобства летних туристов над заливом Суррентум.

Я хотел бы, чтобы мы были там. Это место вызвало у меня плохое предчувствие. Оно не вызывало чувства благоговения. Я ненавижу древние места, где живых существ издавна убивали ради мрачной радости монолитных богов. Я особенно ненавижу их за то, что местное население любит притворяться, как это с большим удовольствием делали набатейцы, что некоторые из принесенных ими в жертву могли быть людьми. Даже в тот момент я чувствовал себя настороже, как будто мы шли навстречу беде.

В святилище Душары действительно были неприятности, хотя они пока не касались нас напрямую. У нас все еще было время избежать их, хотя и ненадолго.

– Ну, вот и всё, моя дорогая. Давай сейчас же вернемся.

Но Елена заметила какую-то новую особенность. Она откинула волосы с глаз и подтащила меня посмотреть. К югу от церемониальной площадки располагался еще один прямоугольный резервуар. Этот, по-видимому, осушил вершину, чтобы обеспечить достаточный запас пресной воды для ритуалов жертвоприношения. В отличие от остальной части Возвышенности, эта цистерна была занята.

Человек в воде мог бы купаться на солнце. Но как только я заметил его, то понял, что он плавал там не для удовольствия или физических упражнений…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Лично я не так много встречала детективов в обёртке исторического романа. Не считая этого, в чистом виде припомню ещё, от силы, пару штук. Поэтому такое сочетание для меня уже в плюс. К сожалению, прочитать я успела только две книги целиком, и сейчас вот начала ещё одну. Пару раз в каждой даже были «вотэтоповороты», хотя в целом ничего, что поразило бы и дало ощущение инсайта после прочтения, не было.

По первой могу сказать, что прочитала на одном дыхании. Да она и по размеру не слишком большая. Пожалуй, Дэвис удавалось сохранять напряжение на протяжении всего романа благодаря фактору новизны, в том числе при помощи смены лиц, локаций и добавлением новых фактов и деталей, причем всё это в объёмах достаточных на страницу текста, чтоб читатель был занят анализом прочитанного, но не перегружен, и скучать ему было некогда) Кому там досталась фактически роль главгада, я, правда, догадалась сразу, хотя автору удалось мне всё-таки тут подсунуть неожиданность. Впрочем, я считаю эту неожиданность не хорошо выверенным «вотэтоповоротом», а роялем из кустов. Но да ладно. В целом книга оставила хорошее впечатление, и я с удовольствием взялась за вторую.

Вторая пошла куда туже. Может, конечно, сказались гораздо большие объёмы, может, то, что я была опять либо загружена, либо в скверном состоянии, и тяжко было выкраивать время для чтения. Дочитала вот на днях, и могу сказать, что «Тени в бронзе» оставили тягостное впечатление. Да, написано всё так же остроумно, да, пара неожиданностей присутствовала, причем одна из них, на мой взгляд, чисто технически сделана отлично, а другая знатно бьет по эмоциям) Но в остальном за эти 168 страниц я не могла отделаться от ощущения, что это я еду в горку на скрипящей телеге, запряженной флегматичным быком. Начинаешь вспоминать, и складывается впечатление, что до самого конца почти ничего не происходило, местами откровенно проваливаешься в семейные междусобойчики и идиллии друзей гг, иногда – в его собственные лично-интимные драмы и разборки. Причем так, словно эта парочка провела вместе десять лет, а не, дай Юнона, полгода. Ну пощадите.

Потом мне пришлось сделать скачок сразу на шестой том – «Последнее действие в Пальмире», и читаю я весьма придирчиво и настороженно, однако могу сказать, что интригу Дэвис снова удалось навести, поэтому есть шанс, что от прочтения я получу удовольствие.

В общем, любителям детективов, на мой взгляд, ознакомиться однозначно стоит, а уж любителям детективов и античности в одном флаконе – тем более, но завышенные ожидания наверняка не оправдаются. В то же время, если не ждать вау-эффектов, то эти книги вполне способны скрасить не один вечер или сделать веселее дорогу до работы и обратно. Более-менее официально и неплохо на русский язык переведены первые три книги, остальные можно найти в «шедевральном» переводе от гугл-переводчика, но на английском вполне ищутся и остальные части (даже «Александрию» (2009) и «Немезиду» (2010) видела).

Прошлые посты:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.2 «Истории периода династии Восточная Хань»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 61. «Дочери Рима»

Как и прежде буду рада любой форме поддержки моей деятельности - от лайков до пожертвований. И хочу также поделиться тем, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы с нетерпением ждёте моих постов, чтобы я не расслаблялась))

Всем привет!

Прежде всего, хочу поблагодарить человека под ником user5329899 за донат. Сердечное спасибо! Было неожиданно и приятно.

Прошлый пост ожидаемо набрал мало лайков, полагаю, из-за своей специфики. Однако мимо такой индийской роскоши я пройти никак не могла, и рада была переключиться на что-то другое. Всем, кто поддержал лайком, тоже огромное спасибо. Значит, всё-таки всё было не напрасно)

А сегодня возвращаемся в Рим, и рассказ поведу про «Год Четырёх Императоров».

В одном из прошлых постов (кстати, он поставил рекорд по лайкам: История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше») я рассказала о приходе к власти Нерона, о годах его правления, но не успела сказать о том, как закончилось его правление. А закончилось оно тем, что недовольный экономической политикой Нерона и налогами, накладываемыми на провинции, наместник Лугдунской Галлии (и, кстати, сам галл по происхождению) Гай Юлий Виндекс поднял восстание в марте 68-го года н.э. На помощь он позвал наместника Тарраконской Испании – Сервия Сульпиция Гальбу (кстати, его между делом и довольно лестно упоминал в своём романе Грейвз :) Рассказывала об этом я тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). Гальба был популярен в армии, и, чтоб он точно не отказался, Виндекс толсто намекнул, что из старичка Гальбы, как ни крути, император получится всяко получше, чем из Нерона. Старикан понял, видно, что это его шанс, и двинулся к Риму, даже несмотря на то, что его успели объявить врагом народа в Сенате. Ну…Сенату потом пришлось пересмотреть своё мнение, ибо Гальбу уже никто (и ничто) остановить не мог.

Ну а Нерон понял, что запахло жареным, и что живым из этой передряги ему вряд ли удастся выбраться, так что решился император взять дело в свои руки. Сначала, конечно, он пытался перепоручить это кому-то ещё, но желающих не нашлось, и с горсткой всё ещё лояльных ему людей он отправился на загородную виллу, где без конца, вздыхая, повторял «Какой великий артист погибает!» (лат. Qualis artifex pereo). Что ни говори, а артистизма ему и впрямь было не занимать, и в каком-то смысле умер он эффектно – едва стало ясно, что его вот-вот арестуют, а потом казнят, как он всё-таки решился – процитировал строфу из «Илиады» и наложил на себя руки. Его последними словами будто бы было высказывание – «Вот она – верность».

Кстати, о верности. Похоронами бывшего императора заниматься никто не хотел, и этот нелегкий труд взяли на себя три женщины: бывшая любовница Нерона Акта (та самая, из-за которой он поцапался с матерью со всеми вытекающими) и две его кормилицы, Эклога и Александрия. Так что удивительно, но факт – даже у такого человека нашлись те, кто в каком-то смысле оставался ему предан. Прах его поместили в родовой усыпальнице Домициев на Садовом холме.

Так вот и пресеклась династия Юлиев-Клавдиев. А императором стал в июне того же 68-го года Сервий Сульпиций Гальба. Правда, правление его продлилось совсем недолго. И, хотя верхушка общества, страдавшая от выходок прошлых императоров, радовалась концу правления Нерона, многие из простых жителей империи ничего хорошего в государственном перевороте не видели и угрюмо следили за нововведениями скупого старикашки, который начал своё правление с мести -- бывшим противникам, просто недовольным и тем, кто не поддержал его во время мятежа. Короче, хотя он был и без того в непростых условиях, Гальба, судя по всему, многое сделал и сам для того, чтоб встретить тот конец, который ему достался, да как можно скорее.

Ему было семьдесят лет, и, осознавая, что случиться с ним может что угодно (кроме того, что случилось в итоге)), особенно на фоне восстания Авла Вителлия в Германии, он стал выбирать преемника, и остановил свой выбор на Луции Кальпурнии Пизоне Фруги Лициниане (38-69гг.), которого усыновил, отбросив при этом кандидатуру Марка Сальвия Отона. Ничем хорошим для них всех это решение в итоге не обернулось.

Своему возвышению наследник императора радовался всего пять дней. А 15 января охочий до власти (и, возможно, жутко обиженный) Отон поднял мятеж, и на его сторону перешли даже те, в чьи обязанности входила защита императора. Единственный, кто пытался защитить владыку Рима и его наследника, был некий центурион по имени Семпроний Денс. Однако ему это не удалось (судьба самого Денса представлена несколько размыто, но, судя по всему, он тогда же и погиб). В тот же день и Гальба, и Луций Кальпурний Пизон были убиты мятежниками (причем второй пытался укрыться в храме Весты, но его достали и там. Тацит утверждал, что Отон «изучал отрубленную голову жертвы с особой злобой, как будто его глаза никогда не могли насытиться»), а императором провозгласили Отона.

Вот только Отон продержался ещё меньше, чем его предшественник. Потому что восстание Авла Вителлия, которого тоже провозгласили императором, сдуваться и не думало, и с ним надо было что-то делать. Это «что-то» обернулось грандиозным сражением в апреле 69-го года – (первой) битвой при Бедриаке (недалеко от нынешнего г. Кремона в северной Италии). По некоторым данным, тогда погибло около 40 тысяч человек. Когда новости об этом поражении дошли до Брикселлума, многие солдаты и командиры Отона уговаривали его продолжить борьбу, так как вспомогательные подразделения были уже на подходе. Но Отон вместо этого покончил с собой, будто бы для того, чтоб прекратить гражданскую войну. Так вот Авл Вителлий пришёл в Рим и на восемь месяцев стал императором.

И, хотя Вителлий продержался подольше предшественника, римляне нового правителя не оценили. За Вителлием закрепилась слава пьяницы и обжоры, и плюс к этому ему приписывали и различные чудаковатости, и жестокости. Например, после того, как к нему якобы попал список тех, кто пытался приписать себе убийство Гальбы и Пизона с тем, чтоб получить награду от Отона, Вителлий приказал всех из этого списка найти и казнить. Это римлянам понравилось, остальное – уже не очень. О жестокости Вителлия писал Светоний, но Дион Кассий это опровергал и утверждал, что даже из числа приверженцев Отона Вителлий казнил немногих. К слову, брату Отона, Луцию Сальвию Отону Тициану, сохранили жизнь.

Однако спокойно в римской империи так и не стало. Уже в июле 69-го года сидевшего прежде тихо в Иудее Тита Флавия Веспасиана его сторонники объявили императором (кстати, это тот самый Веспасиан, что командовал II-м легионом, и именно в этой роли фигурировал в романах Скэрроу «Орлы империи», о которых я ранее рассказывала – История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»). И, пока в Риме на это дело махали всеми частями тела, Веспасиан, его сын Тит и другие заинтересованные готовились и медленно, но верно будто лавина в игре про Кузю двигались в сторону столицы империи. И всё пошло для Вителлия по одному месту, особенно, когда его ближайший соратник и военачальник, Авл Цецина Алиен, перешёл на сторону Веспасиана. Дошло и до второй битвы при Бедриаке в октябре 69-го, только на этот раз вителлианцы потерпели поражение.

Вителлий понял, что песенка его спета, и даже пытался отречься от императорской власти при помощи брата Веспасиана, но ему мало того, что это не удалось, так ещё и Тит Флавий Сабин попал под горячую руку и погиб, хотя Вителлий пытался его защитить. Племяннику Сабина, Домициану (младшему сыну Веспасиана), едва удалось унести ноги и уцелеть. После всех попыток спастись Авл Вителлий был схвачен солдатами Веспасиана, связан и позорно протащен через весь город к Форуму, по пути подвергаясь нападкам и издевательствам со стороны римлян. Версии о том, как именно он погиб в итоге, разнятся, но сам факт неоспорим. Вслед за ним были убиты его сын и брат. В те же дни погибло и большинство его сторонников. А на следующий день после гибели Вителлия в город вошёл сам Тит Флавий Веспасиан.

Вскоре удалось навести порядок, а Веспасиан стал императором, четвертым и последним в тот год, и принес Риму долгожданные мир, стабильность и покой на целых десять лет.

О том, каково это, когда императоры меняются каждые несколько месяцев, отлично написано в сегодняшнем произведении

«Дочери Рима» К. Куинн

Время действия: I век н.э., 68-69 г. н.э. И затем после скипа 81 год н.э.

Место действия: Римская империя (территория современной Италии).

Интересное из истории создания:

Кейт Куинн (Kate Quinn, р. 1981г.) – современная американская писательница, уроженка Южной Калифорнии и выпускница Бостонского университета, получившая степени бакалавра и магистра по классическому вокалу. При этом история – её давнее увлечение, и ей принадлежат две исторические серии – «Императрица Рима» и «Хроники Борджиа».

Первый в первой же серии роман – «Хозяйки Рима» – был написан в 2010-м году, и события в нём развиваются во времена правления Домициана. Его я не читала, но ознакомиться со всей серией (а она состоит из пяти книг) имеет смысл, если хочется, чтоб ход повествования в контексте моих заметок шёл непрерывно. Однако я сегодня буду рассказывать только о приквеле «Хозяек Рима» – романе «Дочери Рима», который Куинн написала и опубликовала уже в 2011-м году, через год после первого. Вся серия имела огромный читательский успех и переведена на многие языки, включая и русский (во всяком случае, первые три романа, включая и «Императрицу семи холмов», посвященную уже событиям времен правления императора Адриана, находятся без труда).

О чём:

История крутится вокруг судеб четырех Корнелий, двух родных сестер, и двух их кузин, которые, будучи ещё совсем девчонками, подошли как-то к уличному хироманту Нессу и прикола ради попросили погадать им. Тот уже приготовился ради звонкой монеты нести обычную в таких случаях чушь, но тут у него случился приход, и впервые в своей жизни он сумел по-настоящему увидеть будущее. По его мнению – лучше б не видел. Девчонки-то хмыкнули и убежали навстречу новым развлечениям, а у бедного хироманта психотравма на всю жизнь. Рука одной из сестер Корнелий поразила его особенно: если остальным можно было лишь посочувствовать, и сказать, что в непростые времена живем, что поделать, то эта девица в глазах Несса жертвой людей и обстоятельств никак не выглядела, а совсем даже наоборот. Кто ж знал, что ему придется спустя много лет встретиться со своей психотравмой снова, да ещё вот так?

А девочки тем временем росли и в ус не дули, хотя, несмотря на довольно близкое родство, и семьи, и жизни их ко взрослому возрасту стали ощутимо различаться. Да и сами они на друг друга ни капли не походили, ни внешне, ни по характеру, ни в своих устремлениях. Корнелия Прима, старшая из них, счастливо была замужем за приёмным сыном императора Гальбы и мечтала стать императрицей. Её родная сестра, Корнелия Секунда, получившая домашнее прозвище Марция, тоже отдана была замуж, но браком тяготилась и мечтала стать историком, хотя не сомневалась, что в реальности ей на этом поприще ничего не светит, если только не случится чудо. Ветреную красавицу Лоллию (она же Корнелия Терция) дед, бывший вольноотпущенник, а ныне очень богатый и обросший полезными связями, но не слишком уважаемый старик, выдает снова замуж всякий раз, как меняются политические ветра. Прежде её это особо не парило, но в третий раз, в тот самый роковой год, что-то пошло не так, и в норму, кажется, в полной мере так и не вернулось. Мужей у неё в итоге оказалось больше, чем традиционных завитков на лбу у невесты. Ну а самая младшая, по прозвищу Диана, в равной степени оказалась и красавицей, и ушибленной на всю голову) О том, что она из себя представляла, можно сказать одним коротеньким фрагментом:

«…

— Юная госпожа, тебя ждет великое будущее. Все юные девочки мечтают об императорском венце. Но ты точно станешь императрицей Рима! Ты станешь супругой императора, и у тебя будет больше драгоценных камней, и рабынь, и дворцов, чем ты сможешь сосчитать. Разве это не прекрасно?

— Это я хочу стать императрицей! — запротестовала другая юная Корнелия.

— Нет, я!

— Лошадка! — пискнула самая маленькая, ткнув пальчиком в проехавшую мимо повозку…».

В общем, пока её сёстры в водовороте событий «Года Четырех Императоров» боролись за власть, свободу, любовь и прочие хорошие вещи, Диану, казалось, интересовали только лошади да гонки на колесницах, и больше ничего. Никому и в голову не могло прийти, что именно она, всё примечая, вдруг догадается, кто без конца дергает за нитки, желая отыграться за прошлое, наполненное беспомощностью, бездействием и утерянными возможностями. Не щадя при этом ни себя, ни других.

Отрывок:

И, хотя изначально я сама от себя этого не ожидала, отрывок я тоже хочу привести про Диану, которая, всецело отдаваясь своей страсти и мечтам, пошла на отчаянный и рискованный поступок, лишь бы её любимцы одержали победу в, казалось бы, безнадёжной гонке, где победитель уже вроде как заранее известен. Ведь император тоже не любит проигрывать.

«…«Красные» сорвались с места последними, с секундным опозданием, еще до того, как колеса колесницы пришли в движение. Впрочем, Диана не слишком переживала по этому поводу. Она не горела желанием оказаться пойманной в ловушку внутренней дорожки рядом с поворотным столбом, ибо это грозило ей неминуемым столкновением. В ее распоряжении была лишь сила ее Четырех Ветров. Только на нее она и могла полагаться.

Колесница под ее ногами ходит ходуном, струи воздуха больно бьют в лицо в прорези шлема, застилая зрение, поводья натянуты и грозят в любую минуту перерезать запястья, и, о боги, откуда ей было знать, что ее Четыре Ветра столь резво устремятся вперед? Диана напрягла руки, прижалась животом к передку колесницы, принимая устойчивое положение, а чтобы ветер не хлестал по глазам, уперлась подбородком в грудь. За последние несколько месяцев упражнений под придирчивым оком Ллина, эти мелочи уже вошли в ее плоть и кровь. А еще она понимает, что под шлемом рот ее растянут в дьявольской усмешке. «Полегче, мои хорошие, полегче», — уговаривает она своих жеребцов. Но те несутся вперед, будто поставили себе цель вырваться на свободу. «Помедленнее, мои дорогие, помедленнее».

Ее четверка ведет последней. Впереди поворот, однако Диана не спешит вырываться вперед. Поворот, ее первый поворот на арене Большого цирка, о боги, если она позволит нервам взять власть над собой. Если она ослабит поводья, то разобьет колесницу и загубит всех своих четверых скакунов. От напряжения Диана прикусила губу. Сердце стучит в груди, словно молот Вулкана. Она постепенно натягивает поводья тех двоих, что идут по внутреннему кругу. Борей опускает голову, словно бык, и колесница описывает аккуратный поворот. Секунда — и они вновь вырываются на прямой отрезок дорожки. И вновь поворот, и вновь ее четверка описывает его плавно и чисто, как и первый. Над ее головой мелькает золотая вспышка. Диана на мгновение поднимает глаза. Это скульптурный дельфин наклонил над ней резной нос. А это, оказывается, не так уж и трудно.

Где-то позади себя, приглушенный ревом ветра в ушах, она слышит гул — это кричит толпа на трибунах. Впереди бегут «зеленые», «синие» висят у них на хвосте, чуть позади от них — «белые». Наблюдай она за ними со своего обычного места, то кричала бы тоже, умоляя колесничего прибавить скорости, но ей нужно преодолеть еще один отрезок пути, чтобы лучше научиться чувствовать настроение своих гнедых. После нескольких месяцев наблюдений за ними с трибуны она знает их как свои пять пальцев. Ей прекрасно известно, какую скорость может развить Зефир, как слаженно Эвр и Нот умеют бежать бок о бок, так, что со стороны может показаться, будто это один скакун с восемью ногами; как на повороте Борей едва ли не льнет к земле. Но ей ни разу не доводилось управлять ими самой, и у нее ровно шесть отрезков, чтобы изучить их до конца. Впрочем, нет, четыре, два отрезка она уже преодолела, причем сама даже не заметила, как. Возможно, даже семь отрезков пролетят так быстро, что она не успеет и глазом моргнуть. Ведь половина гонки уже позади.

Пора прибавить скорости.

Она слегка ослабляет поводья, и ее четверка тотчас устремляется вперед. О боги, какие же они сильные! Куда сильнее тех мирных меринов, которыми ей до этого доводилось управлять под мудрым руководством Ллина. Поводья уже больно врезались ей в талию. Диана стоит, прижавшись животом к передку колесницы, однако слегка отстраняется, чтобы их ослабить. Совсем чуть-чуть, но ее четверка это уже почувствовала и прибавила скорости. Диана обходит «белых», на что уходит целый отрезок, однако, когда следующий золотой дельфин опускает нос, ее четверка уже идет третьей.

«Синие» тем временем вырвались вперед и на целый нос обогнали зеленых, которые еще пару отрезков будут делать вид, будто сражаются за победу. Диана занимает место вслед за ними, и ее четверка явно ненавидит за это своего колесничего. Кони как безумные рвутся вперед. От напряжения и усилий на ладонях под перчатками уже вздулись волдыри, но время еще не подошло.

— Еще рано! — кричит она скакунам, и ее крик тотчас уносит ветер. Ее руки готовы выть от боли. Ей вспоминаются слова, однажды — с видимым презрением — брошенные в ее адрес Марцеллой: мол, она слишком мала ростом, чтобы совладать с четверкой лошадей.

Пятый отрезок. «Зеленые» отстают. Диане видно, что их колесничий натягивает поводья, сдерживая бег лошадей. Какое-то время две четверки несутся бок о бок, затем «красные» делают рывок вперед, оставляя «зеленых» позади. Теперь перед ней лишь «синие». Деррик погоняет своих гнедых кнутом. Поравнявшись с императорской ложей, он на мгновение замедляет бег и победно потрясает кнутом, и в этот миг Диана резко ослабляет поводья.

Почувствовав свободу, ее четверка с такой силой делает очередной рывок, что на мгновение у нее темнеет в глазах и, покачнувшись, ударяется животом о передок колесницы. От удара кнут вылетает у нее из рук и остается далеко позади. Диана из последних сил впивается пальцами в поводья. Ее гнедые тем временем быстро догоняют «синих» и, вырвавшись на среднюю дорожку, устремляются вперед. Три длинных прыжка, и три коричневых носа уже поравнялись рядом с колесами «синих». Деррик оборачивается и, завидев ее, щелкает кнутом над головами своей четверки.

Я могу победить, эта мысль пронзает ее сознание, и Диана, превозмогая боль в натруженных ладонях, еще крепче сжимает поводья. Ну, конечно же! Разве она не мечтала о победе с той самой минуты, когда вступила на колесницу. Да, но одно дело — мечтать, и другое быть уверенной в том, что это возможно. Колесничие-новички никогда не выигрывают первых забегов, однако Деррик считает, что «красные» ему не угроза. Он почти не погоняет свою четверку. «Зеленые» и «белые» давно остались позади и даже не делают попыток его догнать.

Я могу победить! Диана еще немного ослабляет поводья, и ее гнедые тотчас откликаются на это как механизм о шестнадцати ногах. Мгновение — и они уже несутся наравне с «синими». Восемь лошадей бегут в одну линию, и тогда Диана, оставив всякую осторожность, предоставляет своей четверке свободу действий. Они тотчас вырываются вперед, и прежде чем Деррик успевает щелкнуть над спинами «синих» кнутом, как впереди их ждет очередной поворот. Увы, «синие» бегут слишком близко к поворотному столбу и потому, чтобы избежать столкновения, вынуждены замедлить ход. Диана же, чья четверка несется по средней дорожке, проходит поворот на головокружительной скорости. Единственный, кто чувствует на себе натяжение поводьев, это Борей. Он по-бычьи низко опускает мощную шею, едва ли не припадая к земле, и их четверка плавно описывает поворот, чтобы устремиться на новый отрезок. Нет, конечно, скорость на повороте она теряет, однако «красные», когда они проносятся мимо императорской ложи, по-прежнему бегут впереди «синих», которые мрачно мчатся по внутреннему кругу.

Последний отрезок.

Деррик догоняет ее и что-то кричит, однако Диана даже не смотрит в ее сторону. Ей видны лишь четыре лошадиных головы и «красные» полоски поводьев, что сжаты в ее покрытых волдырями ладонях. Причем, похоже, что волдыри уже начали лопаться под перчатками. На талии у нее словно надет огненный обруч. Впечатление такое, будто четверка задалась целью перерезать ее пополам, и руки ее горят огнем, когда она пытается их сдержать. И тем не менее из горла ее рвется смех, и она, отпустив поводья, позволяет своим гнедым уйти вперед.

«Синие» пару мгновений бегут рядом, однако Диане виден открытый в изумлении рот Деррика. Он кажется ей разверстой черной дырой. Интересно, он меня узнал? Может, и узнал. Однако, как только впереди возникает очередной поворот, Борей заранее опускает голову, увлекая за собой остальных. Еще мгновение — и они вновь на прямой, однако на этот раз на внутренней дорожке, потому что «синих» больше не видно, впереди теперь только «красные». Это они несутся вперед по финишной прямой и теперь их уже никому не догнать. Диана понимает, что должна осадить их, чтобы они сбавили скорость, но ее Четыре Ветра, закусив удила, продолжают лететь вперед, и ей уже ни за что их не остановить, даже если бы она очень захотела. Впрочем, она даже не пытается. Пусть несутся дальше и никогда не останавливаются, оставляя проигравших «синих» далеко позади себя. Ее четверка аккуратно вписывается в последний поворот, так, как учил ее Ллин: она наклоняется вперед и резко натягивает поводья. Усталый Борей тотчас сбрасывает скорость, а вот внешний в четверке, Зефир, даже не думает этого делать и несется дальше, увлекая за собой остальных, и все четверо устремляются вперед, четыре ветра, летящих навстречу вечности.

Последний дельфин клюет носом. «Синие» проносятся мимо пять секунд спустя, «зеленые» и «белые» пробегают последними. К этому моменту «красные» на пути к победе, они успевают пронестись половину финишной дистанции. Прежде чем Диана заставляет их перейти на шаг, они прекращают ее ладони в кровавое месиво. Они то и дело норовят перейти на рысь, вскидывают головы, прядают ушами. До Дианы впервые доносится оглушительный рев трибун, а на голову начинает падать дождь цветочных лепестков. Розовых лепестков. Диана в растерянности протянула руку и поймала их целую пригоршню. Тем временем пятьдесят тысяч ртов восторженно выкрикивают: «Красные!». «Красные!». «Красные!». Народ срывается с мест и выбегает на поле. Толпа устремляется вслед за ней, хватая в качестве сувениров пригоршни песка, пытаясь вырвать на память волоски из хвоста Зефира или отколупнуть кусочек красной краски с колеса колесницы. К подолу ее туники тянутся десятки рук, в ушах звенит от оглушительных криков. «Красные»! «Красные»! «Красные»!». Постепенно до нее доходит смысл этих слов, и все становится на свои места. Она выиграла гонки в Большом цирке!..».

Я читала это рано утром под мощную музыку, превратившую эту сцену в просто бомбический коктейль из эмоций. Быть может, иначе и в отрыве от контекста это не выглядит так круто, но тем, кто всё-таки возьмется читать, я рекомендую повторить мой опыт и включить себе что-нибудь, что поможет прочувствовать этот эпизод всецело, так, чтоб ощущение было, что и вам в уши завывает ветер, пока четверка резвых коней несет вас к победе на ипподроме Большого Цирка в Риме)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Вообще, конечно, я понимаю, что далеко не всем зайдет чтиво про вроде как четырех молодых богатых дамочек с их дамскими проблемами и чаяниями, это в немалой степени роман о женщинах и для женщин. Но у меня всё-таки не повернутся пальцы назвать его «дамским» или «любовным» романом. Приведенный выше отрывок толсто намекает на то, что там немало такого, что много кого может заинтересовать.

И самое ценное в этой книге, я считаю – это то, как жизненно показаны реакции людей на большие политические и социальные потрясения в стране, когда кажется, что мир рушится, и всё, что ты можешь делать – это убегать с криками «Спасайся кто может!». Эта книга блестяще демонстрирует, что от превратностей судьбы не застрахован вообще никто. Тот, кто сегодня поднялся на предпоследнюю ступеньку к вершине власти, назавтра будет всеми предан и превратится в безголовый труп. Тот, кто ещё вчера был в фаворе у одних, сегодня вынужден заслуживать благосклонность других, открещиваясь от предыдущих. Тот, кто ещё вчера был лишь одним из многих, позже станет первым, единственным и неповторимым. И зачастую предсказать, как именно всё повернется, какая попытка всё спасти окажется провальной и приведет к гибели, какое неосторожное слово повернет ход истории – невозможно.

Я считаю, что роман Куинн отлично передал атмосферу всеобщего бардака и перманентной тревожности 69-го года н.э. в Риме, причем именно погружая в римскую обыденность, а не неловко имитируя её. При прочтении я действительно могла поверить, что вижу происходящее глазами римлянок того времени, с позиций тех реалий, к каким они привыкли. Причем поймала себя на том, что даже к их шоковым и птср-реакциям невольно подключаюсь, так, что, когда читаешь, не можешь поверить в реальности опасности в сложившейся ситуации, но не в плане «Не верю!», а так, как это могло бы ощущаться и в реальной жизни, когда не можешь поверить в то, что видишь и слышишь. Куинн вообще здорово удалась психологическая составляющая и передача характеров и переживаний её персонажей. Думается мне, не одна книга по психологии была проштудирована. Одно только описание первых месяцев вдовства Корнелии чего стоят – прям отчетливо видны все стадии от отрицания до принятия.

Сами героини – это тоже не обыкновенные штампованные куклы из любовных (и не только) романов. В чём-то черты их характера, можно сказать, гипертрофированы, но это, на мой взгляд, только пошло на пользу тексту, делая всю эту шибанутую четверку яркой и запоминающейся. Причем отношение к героиням может в ходе прочтения резко поменяться. Наибольшую симпатию у меня по итогу, как ни странно, вызывала Лоллия, но больше всех поразила, пожалуй, всё-таки именно Диана.

Сам сюжет не то что бы свеж и оригинален, я так-то с легкостью предсказала многие сюжетные ходы, но это не вызывает раздражение, как бывает в случае чтения какой-нибудь книжки, где штамп на штампе и штампом погоняет. Напротив, в конце у меня было ощущение, что в общем и целом всё сложилось правильно, как надо. Чувство, сравнимое с тем, какое испытываешь, когда спустя несколько часов, паззл или пасьянс, наконец, сошелся)

Что касается историчности, её уровень тоже довольно высок. Во всяком случае Куинн хорошо знакома с историческим материалом и о том, где, почему и зачем набрехала, в послесловии честно написала. Местами это, конечно, выглядит совой, натянутой на глобус, местами – откровенным гоневом, но сильно вкус не портит. Тем более что в одном момента я её всецело поддерживала – хотя бы на страницах своего романа она воздала по заслугам центуриону Денсу, наградив его не только более долгой жизнью, чем у того, очевидно, была, но и кое-чем ещё.

В общем, я с огромным аппетитом прочитала эту книгу, что со мной бывает далеко не всегда, и могу сказать однозначно, что её образы и её герои мне точно врезались в память и оставили приятное ощущение законченности и гармоничности, а это хороший признак.

Прошлые посты:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.2 «Истории периода династии Восточная Хань»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»

Как и прежде буду рада любой форме поддержки моей деятельности - от лайков до пожертвований. И хочу также поделиться тем, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы с нетерпением ждёте моих постов, чтобы я не расслаблялась))

Всем привет!

Сразу говорю, что сегодня опять экзотика, и опять в основном на английском языке, потому что по теме на русском найти что-то было просто нереально. И на этот раз переносимся на территорию современной Индии, но I-го века нашей эры, где в это время всё ещё существовало государство Сатавахана. О нём я впервые заговорила в своём посте, посвященном роману Л. Спрэг де Кампа «Золотой ветер» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»).

Остановилась я тогда на правлении Сатакарни II (ок. 134-78гг. до н.э.), после которого правили его сын Ламбодата (ок.78-60гг. до н.э.), внук Апилака (60-48гг. до н.э.) и некий Мегхасвати (ок. 48-30гг. до н.э.). Последний был современником Марка Антония и Клеопатры в их «лучшие» годы. Имена последующих предполагаемых правителей – Свати, Скандасвати, Мрихендра Сватикарни и Кунтала Сватикарни. Последний и его наследник, кстати, уже вроде как застали нашу эру, но, помимо этого, об их временах мало что известно. Вообще основной источник сведений о Сатаваханах – это Пураны (что, понятное дело, источник не особо надёжный). Там же упоминается, что династия Сатавахана правила около 450 лет, и поскольку их правление окончилось где-то в III-м веке н.э., то начаться должно было тоже в III-м, но до н.э. Археологических и исторических же данных, мягко говоря, не хватает. Основной источник чисто исторический – это, конечно же, памятные надписи.

Так самая ранняя надпись Сатаваханов относится примерно к 110-му году до н.э. Ещё известно из таких вот надписей, что тот самый Сатакарни II после того, как Санчи, крупный буддийский центр в Индии, попал под власть его династии, отправил своего архитектора Ананду отремонтировать знаменитую буддийскую ступу, и что тот в подарок хранителям святилища оформил там южные ворота.

После него, как я и сказала, исследователи знали по именам следующих правителей, но о деяниях их история мало что сберегла. Так известно, что представители династии прогнали саков, но вообще Сакско-Сатаваханские войны – это череда конфликтов, и не все они для индийцев Сатаваханы завершались успешно. Уже (предположительно) в нашу эру саки под предводительством Нахапаны, сына Бхумаки, успешно захватили северо-западные и центральные регионы Сатаваханы, и там возникло государство Западных Кшатрапов (или Сатрапов). Точное время правления Нахапаны, впрочем, неизвестно, но захват им вышеуказанных территорий произошёл, по одной из версий, приблизительно ок. 15-40-х гг. н.э. (по другой - почти на столетие позже).

В то время Сатаваханой последовательно правили Пулумави I (7-31гг. н.э.), Гауракришна (ок. 31-56) и знаменитый Хала (ок. 56-57, по другой версии – ок. 20-24), герой сегодняшнего произведения. Хала – пожалуй, один из самых известных правителей Сатаваханы. Предположительно он был вассалом Западных Кшатрапов (или тогда ещё Кшахаратов), и во времена его правления политически страна переживала не лучшие времена. Однако культурно всё, судя по всему, было очень даже неплохо, и прославился Хала как поэт и тем, что составил антологию стихов на пракрите Махараштры, которую назвал «Сапташатакам» (т.е. «Saptaçatakam» — «семьсот стихов». Она же «Саттасаи»). К нему и его детищу я ещё вернусь.

А пока пара слов о его предполагаемых сюзеренах. Вообще царство Западных Кшатрапов выделилось из числа государств Индо-Скифского царства, названного так очень условно, и царство Кшахаратов просто в какой-то момент стало сильнее остальных, вот и начало распространять свою власть всё дальше и дальше. Так вообще сроки существования царства Западных Кшатрапов называют разные, например, 35-405-е гг. или 110-395-е годы н.э. Так что есть версия и о том, что самый сильный их правитель, тот самый Нахапана, жил уже во II-м веке н.э., и сначала захватил многие земли, а потом схлестнулся со знаменитым правителем Сатаваханы Готамипутрой Сатакарни (ок. 112-136гг. н.э.), который его и одолел, и изгнал. После этого Кшатрапы на время попали в зависимость от Кушанского царства, потом восстановились, но окончательно уничтожена их страна была Гуптами.

После Халы правили ещё Мандилака, Пуриндрасена, Сундара Сватикарни, Чокара Сватикарни и Шивасвати Сватикарни (84-112н.э.), при котором, по одной из версий, и произошло нашествие саков под предводительством Нахапаны. Предположительно тогда Сатаваханы вынужденно покинули свою столицу Джуннар и перебрались в Пратистхану (современный Пайтан в окрестностях Аурангабада).

Шивасвати также известен как отец того самого великого правителя – Готамипутры (или Гаутамипутры; правил ок. 112-136, хотя есть и другие датировки) Сатакарни, который, как говорится в памятной надписи, «уничтожил саков, яванов и палхавов; который искоренил расу Кшахарата; который восстановил славу семьи Сатавахана». Так гласит надпись королевы-матери данного правителя, Гаутами Балашри, в пещере № 3 из пещер Пандавлени в Нашике, фото которой я поместила в начале поста. Существование Готамипутры также подтверждается находками монет с его именем.

При нём государство достигло своего расцвета, но продлилось это не так уж долго. Предполагают, что последние годы он правил вместе с сыном, Васиштхипутра Пулумави (правил ок. 136-164, хотя есть и иные датировки, и, видимо, он числится как Пулумави II). После него правили брат Вашиштипутра Сатакарни (ок. 164-171) и сын Сканда Сатакарни (ок. 171-178), а потом ещё четыре правителя. Уже при наследниках Пулумави дела шли не очень хорошо, и Вашиштипутра попытался удержать саков от дальнейших продвижений к области Декан, женившись на дочери их правителя, Рудрадамана I. Тот поход всё равно начал, но побежденного правителя пощадил, родственник же всё-таки) В результате своих побед Рудрадаман вернул себе все бывшие территории, ранее принадлежавшие Нахапане, за исключением территорий на крайнем юге – Пуны и Насика. Владения Сатаваханы были ограничены их первоначальной областью правления в Декане и восточно-центральной Индии вокруг Амаравати.

Последний подъём Сатаваханы произошёл при Шри Ягъе (или Яджне) Сатакарни (178-207), последнем представителе прямой линии династии. На его монетах изображены корабли, из чего был сделан вывод о сильном флоте и развитой морской торговле. Корабли из Индии тогда добирались не только до территорий нынешних Ирана, Ирака и Йемена, но и, судя по всему, часто достигали африканских берегов и даже Египта на западе; и Индокитая, а также островов нынешней Индонезии – на востоке. Это был период активной торговли пряностями и специями, тканями и слоновой костью. На Малабарском побережье находили не только арабские монеты, но даже римские и греческие. Есть также сочинение «Плавание вокруг Эритрейского моря», предположительно написанное в I-м веке н.э., которое представляет собой, по сути, географический справочник или путевой журнал, и где, в числе прочего, указаны многие портовые города аж до устья Ганга на востоке и до Рапты (предположительно нынешняя Танзания) – на юге.

Кстати, о кораблях. Южными соседями империи Сатавахана, как я уже упоминала, были дравидийские королевства Чера, Чола и Пандья, которые нередко воевали и между собой, и с мелким царством Ай, и с Сатаваханой. А ещё южнее, на Цейлоне, располагалось королевство Анурадхапура. О нём я упоминала впервые в одной из прошлых заметок в контексте распространения там буддизма (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 48. «Чандрагупта» и «Добрый царь Ашока») детьми самого царя Ашоки. Тогда Анурадхапурой правил Деванампия Тисса, сын Муташивы, который в итоге и сам стал буддистом.

Это королевство, кстати, существовало примерно с V-VI-го веков до н.э. И город с таким названием (Анурадха) там уже был (по данным археологических раскопок будто бы даже с Х-го века до н.э.). И будто бы в 377-м году до н.э. царь Пандукабхай(я), отец Муташивы и потомок царя Виджаи, пришедшего из материковой Индии и основавшего там своё королевство, став родоначальником династии Виджаян (первой королевской династии острова), сделал именно тот город столицей. Месторасположение Анурадхи было выбрано исключительно удачно – река связывала город с побережьем Манарского залива, сеть дорог – с глубинными районами острова, а прибрежные джунгли защищали от набегов пиратов и завоевателей. Так что новая столица быстро развивалась как торговый и религиозный центр, и именно оттуда буддизм, начиная примерно с III-го века до н.э., распространился по всему острову. Благодаря притоку купцов и паломников город был широко известен в мире, в частности, он отмечен на картах Клавдия Птолемея.

Кроме того, вероятно, островное положение помогло сингалам не только в принципе избежать многих войн, но и при стычках держаться молодцом. Хотя первое вторжение тамилов с материка привело к тому, что захватчики стали правителями этой страны, но правление их лидеров продлилось всего около двадцати лет и особых следов не оставило. Само же своё существование Анурадхапура прекратила лишь в ХI-м веке нашей эры. Но династия Виджаи пресеклась гораздо раньше, в I-м веке н.э.

Случилось это так. Примерно с 21 по 30-й годы н.э. королевством правил великий покровитель буддизма король Агамуну. Он сменил своего отца Махадатику Маханагу на троне Анурадхапуры, а ему самому наследовал его брат Канираджану Тисса. И тут вот началась совершенно обычная в таких случаях борьба за власть, потому что новым королем после Тиссы стал сын Агамуну по имени Чулабхайя (33-35гг.), но не продержался и трех лет, и даже не успел сам обзавестись сыном. Воспользовавшись положением, власть захватила его сестра Сивали (или Шивали), но ненадолго, т.к. была сброшена своим двоюродным братом (или племянником), возможно, сыном (или внуком) Тиссы – Иланагой (он же Элунна, 38-44гг. н.э.). У того дела быстро не заладились, ведь стоит начать узурпации, как остановить это уже невозможно. И вот Иланага не поладил с могущественным кланом Ламбакарна, который в итоге поднял восстание и присвоил власть себе, а Иланаге пришлось бежать в Чолу. Спустя три года он вернулся и вернул себе трон. После него правили его сыновья, Чандамукха и Яссалалака Тисса.

Причем этот Яссалалака тоже стал править, вероломно избавившись от брата, и слыл очень порочным человеком и негодным правителем. Про конец его царствования и конец династии есть такая легенда: у Яссалалаки был привратник, неимоверно похожий на него самого, и король шутки ради иногда наряжал его в свои одежды и драгоценности, сажал на трон, а сам стоял у дверей и угарал с того, как все кланяются его слуге. Но однажды привратник изящно закончил очередной такой пранк. Увидев улыбку господина, он обратился к солдатам и велел им схватить настоящего короля и за подобное непочтение к его персоне отрубить ему голову, что и было сделано. Потому что, даже, если все всё поняли, трушный Яссалалака всех так достал, что даже такой возможности было достаточно, чтоб ею воспользоваться и избавиться от «ненавистного царя». Сменил его некий Субхараджа (ок. 60-65), который потом был свергнут, и его место занял Васабха (ок.65/67-111 гг. н.э.) из того самого клана Ламбакарна. Так этот род и стал королевской династией вплоть до образования королевства Канди в XVI-м веке. Основные сведения обо всём этом содержатся в хронике Махавамса.

Сатавахана ненамного пережила династию Виджаян. Последним её правителем стал Пулумави III (ок. 216-224), на котором династия пресеклась, и государство Сатавахана прекратило своё существование, распавшись на пять мелких царств.

К чему я всё это так подробно рассказываю? К тому что царь Хала не только сам сочинял стихи и собирал их в сборники, но и удостоился того, чтоб о нём как о великом и достойном правителе и муже принцессы из Анурадхи написали в средневековом романе

«Лилаваи» Кохалы

Время действия: I век н.э., предположительно ок. 56-57 гг. н.э.

Место действия: государства Сатавахана и, возможно, Чера (современная Индия, штаты Махараштра, Андхра-Прадеш, Керала и/или Карнатака), Анурадхапура (или Симхаладвипа; современная Шри-Ланка).

Интересное из истории создания:

Рассказать я хочу и о стихах из сборника Халы – «Сапташатакам» (или «Саттасаи»), и о романе «Лилаваи-каха». Сборник, как ясно из названия, состоит из семи сотен отобранных (и частично, вероятно, написанных) Халой стихотворений. И, хотя оригинал написан был в первом веке, его, судя по всему, на протяжении последующих веков неоднократно переписывали и видоизменяли. Язык текста – это форма пракрита, который использовался в Махараштре. Именно на территории этого штата находилась столица Сатаваханов – город Пратиштхана (или Пратистхана, или, что вероятнее всего, Пратишхана). Интересно то, что многие стихотворения из сборника написаны от лица молодых женщин, в виде монологов об их любовных переживаниях, семейных и иных трудностях, что делает «Сапташатакам» интересным источником сведений о жизни людей того времени, особенно женщин. Многие стихотворения содержат имена авторов, некоторые из которых являются именами царей королевств Южной Индии, особенно региона Декан, первой половины первого тысячелетия нашей эры. Согласно Шеллингу, в одной из версий текста указаны имена 278 поэтов. Количество стихотворений, кстати, несмотря на название, тоже разнится.

Что же касается «Лилавай-каха», где «каха» (कथा (kathā)) – слово, очевидно, означающее повесть, роман или иное подобное литературное произведение, то его создал некий Кохала около 800-го года н.э. Тоже на пракрите, и он тоже жил на территории нынешней Махараштры, чем, видимо, и был обусловлен его интерес именно к Хале. Мне попадались два перевода – Э. Олетта из Чикагского университета и С.Т. Нимкара из Бомбейского (ныне Мумбайского) университета. Оба, в свою, очередь ссылались на доктора А. Н. Упадхье (или Упадхе) и его издания 1949 и 1966-го годов.

О чём:

Если говорить о стихах, которые собирал Хала, то, о чем там, я сказала выше. Причем немало там и чисто эротических зарисовок, причем таких, что даже я сказала, что фантазии индийцам было не занимать) Помимо этого, встречаются и чисто социальные сюжеты (как оказалось, в Индии тоже встречалось снохачество и подобные явления), и романтические (много стихов о разлуке и о любовных свиданиях, о детях и вообще о семье).

Что же касается «Лилавай» (или иначе его также переводят как «Лилавати», по имени главной героини), то сюжет оказался закручен поистине с индийским колоритом и размахом, и при этом многослойность сюжета, т.е. истории в истории, напомнили мне структуру многих сказок «Тысячи и одной ночи».

Так, если опустить вступление про богов, то сама история «Лилавай» начинается с того, что некий (не будем показывать пальцем на автора) поэт приятно проводит время в компании своей жены, и та, заигрывая с ним, в какой-то момент просит его рассказать что-нибудь интересненькое для развлечения (тыжпоэт). На это поэт сначала скромно отнекивается, мол, он не так хорош как некоторые, но потом сдается и начинает свой рассказ о царе Салаханы (пракритское наименование Сатаваханы) – Хале, который имел добрую славу, кучу богатств и баб, и как-то раз накануне Весеннего Праздника Любви проснулся в хорошем настроении в своем дворце в Пратишхане, и занимался тем же, чем и обычно – совершал омовения, завтракал, троллил своих женщин, выслушивал министров…и так до тех пор, пока ему не принесли изумительные новости – вернулся его военачальник Виджаянанда, которого он отправил на юг для покорения Симхаладвипы (оно же Анурадхапура. Симхаладвипа – буквально «Львиный остров» – либо название самого острова, либо другое название этого королевства).

Хала в недоумении велел скорее позвать военачальника к себе, но его привратник замялся и сказал, что тут такое дело, вернуться-то вернулся Виджаянанда, только вот совсем один, без армии, животных и даже слуг, в неподобающем виде и явно не в себе. Дело приняло интригующий оборот. И, хотя про… потери армии уже было достаточно, чтоб отдать приказ в стиле «да на кол…», полководец этот явно был у царя на хорошем счету, поэтому тот всё равно приказал его позвать поговорить, просто в более спокойной и интимной обстановке, чтоб тот сильно не нервничал. Пока что. Так и было сделано.

Виджаянанда реально явился пред очи владыки в лохмотьях, упал пред ним на колени и, стыдливо опуская глаза, стал дико извиняться. «Извинения – это прекрасно, но какого асура случилось?»… Не так, конечно, но в таком духе вопросил царь, и тут военачальник принялся излагать ему просто ох…изумительную историю. И почти с порога заявил, что узнал кое-что потрясающее – можно обойтись и без завоеваний, ведь у царя Симхаладвипы, Силамегхи (или Силамеги), есть дочь по имени Лилавати. Фишка не только в том, что она необыкновенная красавица, но и в том, что тот, кто женится на ней, обретет власть над миром (во всяком случае над всеми известными рассказчику королевствами)) и ещё божественные способности. Царь Хала и его советник понимающе переглянулись, и явно подумывали уже отправить вояку передохнуть, прийти в себя, проспаться, подлечиться…Но всё же Хала был царь пытливый и всё-таки спросил, откуда Виджаянанда всё это узнал. Ну, тот и поведал.

Отрывки:

«…Из-за отсутствия свиданий любовь уходит, из-за слишком частых свиданий тоже уходит, из-за наговоров завистников тоже уходит, и просто так тоже уходит.

Из-за отсутствия свиданий — y женщин, из-за слишком частых свиданий — у ничтожного, у дурака — из-за наговоров завистников, и просто так — у негодяя.

*

Сноха, чистая сердцем, боясь раздора в семье, не говорит вспыльчивому мужу о неподобающих мыслях деверя и чахнет.

*

[Эй], уходящая, вырвав [из моих рук] край одежды, иди медленно — ты не боишься, что переломится талия, утомленная тяжестью грудей?

*

Да будут прославлены любовные игры куртизанок, совершаемые многообразными лукавыми способами, утоляющие жажду наслаждений целого мира.

*

Хороший человек не гневается, а если гневается, не помышляет дурного, если помышляет, не скажет [вслух], а если скажет — стыдится…»

(«Сапташатакам»)

«…

Когда стрелы Любви таким образом покорили весь мир живых существ, король пришел к месту, где Весенняя Красавица устраивает свои свидания, — к своему двору. Под победные песни бардов он сел на львиный трон, освещенный лучами света от драгоценностей на коронах сотен вассалов, пришедших туда служить ему. Он был окружен своими супругами, чьи лица всегда цвели улыбками, как Индра у небесных женщин и как золотая гора у дев (стражей) направлений*.

Затем, с широкой улыбкой, повелитель людей произнес эти очаровательные слова одной из них, по имени Чандралекха.

«Вот, Чандралекха. Разве не видишь? Все небо покрыто пыльцой, разносимой южным бризом, словно бог любви превратил его в свою спальню. Так почему же сегодня кто-то возомнил себя равным стрелам бога любви и заботливо украсил тебя с головы до пальцев ног? Кто нарисовал на твоем лице эту реалистичную пчелу, что будто прижимается к свежему цветку чампаки, и жаждет выпить его нектар? Кто использовал дорогую мускусную пасту, чтобы нарисовать на твоих щеках эти узоры, похожие на пути стрел бога любви? Кто это, прекрасная девушка, имел честь нарисовать этот рисунок на твоей груди цвета чистого золота? Кто нарисовал на твоих ногах эти две пары гусей, что вытягивают шеи, чтобы положить стебли лотоса в клювы друг друга? Кто это был? Наверняка кто-то, кто имел лишь намерение продемонстрировать свое мастерство, не задумываясь, правильно это или неправильно – король людей, которые пытаются кормить змею молоком**.

Когда она услышала, что сказал король, глаза Чандралекхи загорелись, и из скромности, слегка опустив лицо, она ответила:

«Король, есть художник, мастер реалистического стиля, который однажды нарисовал тебя на листе, когда был у ворот твоего дворца. Он только что вернулся сюда с острова Симхала (или Синхала). Все это он нарисовал во время фестиваля Весны».

Позже, когда король развлекался публичной дискуссией, сын одного из его министров нашел случай сказать ему:

«Король, я подозреваю, что этот человек — шпион, посланный королем Симхалы. Он пробился к Чандралекхе благодаря своим способностям в рисовании. Подобные шпионы, которые таким образом селятся при царских дворах***, широко известны под именем якша».

[Тогда, моя дорогая, король ответил: «Виджаянанда вместе со способным министром Поттисой были отправлены к королю Симхалы.] [Никто еще не вернулся из их стана, чтобы рассказать мне правду о том, что царь Симхалы говорит или то, что говорит мой командир».]

«Буквально сегодня наши шпионы сообщили, что Виджаянанда и Поттиса достигли берега океана с большой армией. Король Симхалы, со своей стороны, в тот же день тоже начал приготовления. В приподнятом настроении он наполнил свои форты зерном и топливом. Он создавал препятствия на берегу моря и искал места для боевых действий. Он бесстрашен и жаждет великой битвы с Виджаянандой».

Король сказал: «Виджаянанда весьма опытен в вопросах войны и мира: это его забота, а не моя. Он вселил страх в сердца других якобы бесстрашных королей, правителей обширных земель. Неужели этот сингальский король заставит его дрожать? Найдите другое время, чтобы сообщить мне новости от наших шпионов. Прямо сейчас давайте насладимся этим чудесным праздником бога любви».

После этих слов король раздал множество подарков всем своим куртизанкам и певицам в честь весеннего праздника. Король почтил всех своих просителей, и как только на его лице появилось выражение удовлетворения, моя дорогая, его семейный жрец тихо подошел и сообщил ему: «Король, сейчас полдень. Ваша баня готова, а у вашей двери стоит толпа голодных брахманов, ожидающих своей суточной порции****». Тогда король отпустил остальных просителей и согласился начать омовение. Он направился в место купания, где его развлекали победными песнями сотни певцов.

Тем временем в приёмном зале собралась толпа, наполненная куртизанками вперемешку с охранниками, шутами и офицерами.

Внезапно толпа людей натолкнулась на старого охранника, который упал ничком и начал кричать: «Помогите! Мне конец!». С некоторым трудом кое-кто из царских слуг подхватил его и поднял, как если бы он был старым быком, застрявшим в грязи.

В других местах люди двигались очень медленно, останавливаясь в давке тел друг друга и спотыкаясь о драгоценности, которые постоянные толчки выбивали из их головных уборов. Большие груди куртизанок, которыми разрешено наслаждаться только их любовникам, прижались к стоящим рядом с ними совершенно незнакомым людям. Одна женщина, блестящая от пота, в толпе людей изо всех сил пыталась удержать пояс, который развязался и соскользнул с ее широких бедер. Другая женщина сломала свое ожерелье из крупного жемчуга — и даже не возражала, потому что крепкие объятия, которые разорвали его, были тем, чего всё время желало ее сердце. У другой было достаточно пространства, но ей все же потребовалось время, чтобы найти место в толпе: она закрыла глаза из-за пчел, жужжащих вокруг ее лица, привлеченных ароматом мускуса. Так, под шушукающуюся болтовню своих слуг, люди возвращались в свои дома из царского дворца, а ветерок облегчал их сердца …

«…»

Король сидел там со своими придворными, поэтами и слугами, счастливый и довольный, когда в этот момент подошел его привратник, хорошо знавший сердце своего господина, с посохом в левой руке, и правой рукой, закрывающей глаза, и сказал ему:

«Король, по какой-то причине ваш генерал Виджаянанда вернулся из похода и ждет у вашей двери, одетый в рваные лохмотья».

Как только услышал это, владыка земли почувствовал шок разочарования. Он устремил взгляд на лицо своего министра и сказал ему: «Бхатта Кумарила! Ты слышал, что сказал привратник? Почему Виджаянанда в таком состоянии? Он держит в своем уме обширное пространство всех принципов государственного управления. Так как же могло случиться, что он вернулся сюда один и пешком? [У него нет с собой ни слуг, ни слонов, ни лошадей. А где министр Поттиса? Как же Виджаянанда мог достичь такого состояния?»

«Король, — сказал Бхатта Кумарила, — иногда события принимают худший оборот. Однако, если ты спрашиваешь меня, то я полагаю, что должна быть веская причина тому, что он вернулся. Почему я так говорю? Люди, чьи владыки оказали им честь, поручив им такие великие задачи, предпочитают смерть, если не смогут их выполнить. Так что, если бы он действительно потерпел поражение от короля Симхалы, он наверняка не появился бы у твоих дверей живым».

— Что ж, — сказал король, — нет смысла строить домыслы. Он сам может пролить свет на произошедшее. Приведите его немедленно, чтобы я мог видеть его лицо».

Затем король подал привратнику знак, и тот вернулся, сопровождаемый Виджаянандой. Когда король поглядел на него, тот опустил голову до самой земли. Король подошел к нему, моя дорогая, и велел ему располагаться поудобнее. Когда он сел, его взгляд не отрывался от ног Бхатты Кумарилы. Затем, как только царь уговорил его сесть, и велел всем остальным уйти, он на мгновение утешил Виджаянанду и искренне спросил его:

«Виджаянанда, вид, в котором ты явился сюда, разбивает мне сердце, особенно потому, что ты пришел без каких-либо объяснений».

Когда он услышал эти слова сочувствия от своего господина, его глаза широко раскрылись от восторга, и он ответил: «Король, это действительно длинная история, полная желаний, которые остаются неисполненными. Я сделаю все возможное, чтобы рассказать её, и тебе стоит уделить этому всё своё внимание»…»

(«Лилаваи-каха»)

* Очевидно, имеются в виду дикпала, божества-стражи восьми (или иногда десяти) направлений, чьими изображениями украшают индийские храмы;

** «Поить змею молоком – значит только увеличивать количество ее яда». Судя по всему, отсылка к некой индийской притче, и здесь имелось в виду неосмотрительное поведение, т.е. человек, который не задумывается о последствий своих действий или плохо их себе представляет;

*** Вообще якша – это природные духи, которые могут быть безобидны, а могут быть враждебны к людям.

**** Брахманы традиционно имели право принимать только ту пищу, которую приготовили сами брахманы. Скорее всего, здесь речь о каком-то церемониальном действии, пережитке прошлого, при котором брахманы как бы принимают пищу от верховного жреца или даже божества.

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Про сборник «Сапташатакам» могу сказать лишь, что там действительно встречаются интересные зарисовки, и они будут особенно интересны тем, кто увлечен историей, особенно историей Индии и её культурой. Особенно Камасутрой и всяким таким. Ну и просто можно повздыхать над тем, как за тысячи лет ничего не меняется) Найти его можно и на русском языке, правда, не факт, что более-менее целиком. Я смотрела разные версии, были и с сотнями стихотворений, и краткие, ознакомительные.

Что же касается «Лилавай», то это произведение, на самом деле, достойно внимания, особенно для тех, кто хочет испытать уровень своего владения английским. Впрочем, даже им я бы рекомендовала искать полный перевод Олетта. Он хоть и платный (бесплатно я нашла только первые 153 строфы, что составляет около 10% всего текста. А так их там 1333), зато в нем даны подробные комментарии, способные многое прояснить. Но тоже не всё – так как текст очень старый, то там теперь по некоторым местам среди ученых, возможно, до сих пор споры ведутся, как и что трактовать. Я вот, увы, язык оригинала заценить не могу, то, что я привожу в заметке – это на самом деле не просто перевод, а перевод перевода с перевода (с пракрита на хинди, потом на английский, и вот у меня на русский). Поэтому многие моменты так и не поняла, но общая суть истории вполне ясна и интересна.

Если говорить про историчность, то, скорее всего, её там немного. Автор, вероятно, просто включал фантазию и добавлял то, что сам придумал, к тому немногому реально-историческому, что ему было известно. Ну или пользовался какими-то ныне утерянными источниками, что тоже бывает. При подготовке исторической части этой заметки я даже усомнилась – а была ли Пратишхана на тот момент (начало/середина I-го века) столицей государства Сатаваханы. Так что в этом произведении реальные события и география постоянно соседствуют с откровенным вымыслом и мифологией (так, например, царя по имени Силамегха в том веке на Шри-Ланке не было, для этого я и рассказывала историю Анурадхапуры в самом начале, однако, что любопытно, женщины островом правили неоднократно, и Сивали, и до неё). Однако не думаю, что это всё портит. В конце концов, люди тех времен в такие вещи зачастую реально верили.

Если же говорить про художественную ценность (да и историческую, как ни крути, реалии 8-9-го веков там явно отображены), то, на мой взгляд, она несомненна. Это произведение мне очень тяжело далось, но я читала его с огромным интересом. В первый раз оно меня зацепило, оборвавшись на диалоге Халы и Виджананды в самом начале, и я кинулась искать полную версию, лишь бы только найти и узнать, что теперь предпримет Хала, и что там ещё случилось с его полководцем. А во второй раз, когда я поняла, кем оказалась мать Лилавати, и как круто история вернулась к тому, что поначалу могло показаться маловажной вставкой)) Прочитав, я как творец, заценила, если не языковую составляющую, то уж точно композиционную – и то, как автор заворачивает одно в другое, и то, как достает спрятанные карты из рукава, и то, как сводит и разводит сюжетные линии. Финал вроде бы и логичный, и банальный, но то, как к нему пришли – вот в этом и суть истории. Кроме того, там действительно много описаний и красивых неизбитых метафор и иносказаний. В общем, тем, кто хорошо владеет английским – рекомендую однозначно, остальных – с осторожностью)

Список прошлых постов сегодня не прилагаю - нет места.

Всем привет!

Заметка должна была появиться ещё дня три назад, но дела навалились, и одно наслоилось на другое, так что я не успела даже то, что планировала. Да и как было успеть, когда я ещё и взялась не за одну или хотя бы две книги, а за целую серию из 22-х(!) книг? Кстати, здесь хочу поблагодарить человека под ником MadLynx за наводку на автора и его произведения. Но для начала, как обычно, историческое предисловие.

События первых двух книг серии происходят в самом начале правления императора Клавдия. О нём я достаточно подробно рассказала в прошлый раз (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). В те годы Клавдий как раз занимался расширением территорий империи. И началась его эпоха славы с покорения южной Британии, задуманного им для поднятия собственного престижа, ведь покорить этот регион не удалось даже Юлию Цезарю, так что победа сулила настоящий взлёт популярности. И Клавдию задуманное во многом удалось.

В 43-м году четыре римских легиона под командованием консула Авла Плавтия высадились в Британии, и одним из тех легионов командовал будущий император Веспасиан. Удивительно, но на этот раз римляне довольно быстро сломили сопротивление бриттов, и лично прибывший император в июне того же года принял капитуляцию двенадцати местных правителей. А спустя пару лет, в 45-м, римляне возвели крепость вокруг Лондиниума, будущего Лондона (в 50-м году город стал столицей провинции). Однако после этого о блистательных победах говорить не приходилось ещё долго.

Каратак (правил ок. 43-51гг. н.э.), вождь катувеллаунов, и по преданию, сын короля Кунобелина из Каталодунума (и предположительно прототип валлийского героя легенд Карадога), ещё не один год устраивал римлянам веселуху и даже поднял на борьбу племена силуров и ордовиков, обитавших на территориях нынешнего Уэлльса. Когда римляне направились и в те земли под предводительством Публия Остория Скапулы в 50-м году н.э., их ждал очень горячий приём. Однако Каратак в итоге потерпел поражение, бежал в земли бригантов и стал подбивать на борьбу уже их. Правда, ничего у  него не вышло, потому как правительница бригантов Картимандуя (правила ок. 43-69гг.) выдала его римлянам. Те, впрочем, его пощадили, и остаток своих дней он провёл в солнечном Риме, где и скончался в 54-м году.

Однако дело его продолжало жить, и окончательное покорение Британии (вплоть до границ нынешней Шотландии) растянулось ещё на несколько десятилетий, да и то, как сказать – то там, то сям то и дело вспыхивали восстания из-за поборов и жестокого обращения римлян с местными жителями. Самым известным из них, пожалуй, стало восстание Боудикки, вдовы вождя племени иценов, произошедшее в 61-м году н.э., уже во времена Нерона. На этом, кстати, плюс-минус серия книг, о которой пойдет речь сегодня, и завершается, но мне хочется добавить кое-что и о других регионах, где происходили события книг.

В 44-м году умер царь Ирод Агриппа, и его страна вернулась полностью в провинцию Сирия, под владычество Римской империи. Его сын, Агриппа II (годы правления 48-93), был вынужден довольствоваться лишь статусом тетрарха, в Иерусалиме ему было поручено только верховное наблюдение за храмом и право назначения первосвященников. Позже Нерон пожаловал ему часть Галилеи с главным городом Тивериадой. Кстати, Ирод Агриппа притеснял последователей Иисуса, Иаков Заведеев даже был казнён по его приказу, а вот апостол Пётр сумел сбежать из заточения и позже вместе с апостолом Павлом стал первым епископом Антиохии. В 38-м году появилась христианская церковь в городе Византии (будущем Константинополе), а в 47-м году образовалась Церковь Кипра, так что христианство потихоньку распространялось по миру.

Парфией, сильнейшим противником Рима на тот период, поначалу правили потомки Фраата IV (37–2гг. до н.э.). Его сын Фраат V (2г. до н.э. – 4г. н.э.) стал новым царем после того, как Муза Парфянская, бывшая римская рабыня, а позже и любимая жена Фраата IV, отравила супруга и возвела на трон сына, при этом активно вмешиваясь в политику, причем взяла проримский курс. Так что не удивительно, что эти двое, в конце концов, пали жертвой заговора недовольной парфянской знати, которая царем сделала другого сына Фраата – Орода III (4-6/7гг. н.э.). Тот – упс – тоже вёл себя так, что настроил против себя всех, кого мог, и также был смещен и убит, после чего парфяне стали просить римлян вернуть им кого-нибудь из других сыновей Фраата IV, которые у тех находились в заложниках. Так царём стал Вонон I (6/7-12гг. н.э.). Однако воспитанный в римских традициях он тоже не пришелся по нраву местным и в итоге повторил судьбу предшественников, а на трон возвели Аршакида по матери Артабана III (12-38гг. н.э.), который прежде правил Атропатеной (под именем Артабана II).

Этот Артабан поначалу предложил Риму возобновить дружеские отношения и для этого сообщался с Германиком, братом будущего императора Клавдия и знаменитым римским полководцем, но позже, когда укрепил свою власть, стал качать права: например, написал пожилому императору Тиберию послание, в котором требовал отдать сокровища, оставленные Вононом в Сирии и Киликии (к тому моменту сам Вонон уже был убит при попытке бегства с территорий, где ему предписано было оставаться), и угрожая добавить к своим владениям все те земли, которые раньше принадлежали Ахеменидам и Селевкидам. А ещё попрекал императора убийствами близких и дальних родственников, праздностью и развратом, и предлагал ему скорее утолить величайшую и справедливую ненависть сограждан добровольной смертью (окей, мы поняли, посоветовал "убиться ап стену").

В ответ оскорбленный Тиберий стал подыскивать Парфянскому царству нового царя, менее наглого, тем более что недовольство парфянской знати новым правителем всё усиливалось и вроде как способствовало подобной замене. Так на короткий период царём римлянами был провозглашён Тиридат III (35-36гг. н.э.), но Артабан оказался сильнее, и с ним римлянам, в конце концов, пришлось заключить мир: для этого Артабан встретился с военачальником Луцием Вителлием на мосту из лодок посреди Евфрата. Артабан был признан римлянами бесспорным парфянским царем, и именно его потомки в дальнейшем правили Парфией – прежде всего, его сыновья Вардан I (39-47гг. н.э.), Готарз II (41-51гг. н.э.), какое-то время царствовавшие совместно (хотя есть мнение, что Готарз мог и вовсе не быть Аршакидом, братом Вардана его называл Иосиф Флавий), и предположительно Вонон II (51г. н.э.), а после него уже его сын – Вологез I (51-78гг.), который успел стать свидетелем и прекращения династии Юлиев-Клавдиев, и Гражданскую войну в Риме (68-69гг. н.э.), и приход к власти династии Флавиев. При нем Парфия активно вела боевые действия против Адиабены и Армении, где и схлестнулись интересы парфян и римлян, уже во времена Нерона.

О многом из всего этого можно прочитать в серии

«Орлы империи» С. Скэрроу

Время действия: I век н.э., ок. 42-61 гг. н.э.

Место действия: Британия и владения Римской империи (современные Франция, Италия, Израиль, Сирия, Иордания, Греция (Крит), Египет), а также некоторые вассальные земли (возможно, что-то упустила).

Интересное из истории создания:

Саймон Скэрроу (р. 1962) – британский историк, преподаватель и писатель. Родился в Нигерии, но последующая его жизнь крепко связана с Англией. Так он окончил исторический факультет университета Восточной Англии, потом поработал в Налоговом управлении и в течение ряда лет занимался преподаванием истории, сначала в колледже шестых классов Восточного Норфолка, затем в Городском колледже Норвича (Нориджа).

Писательскую карьеру, видимо, начал в нулевых, и среди его работ циклы «Революция» о Наполеоне, «Гладиатор» и «Римская Арена» (совместно с Т. Дж. Эндрюсом), а также ещё ряд серий и отдельных романов. Но, несомненно, славу ему принесла именно серия книг «Орлы империи». Первый роман – «Под орлом» («Римский орёл» в русском издании) был опубликован в 2000-м году, а после вышли ещё книги в количестве 21-й штуки, последняя из которых, «Восстание», издана в 2023-м году. Последние пятнадцать романов Скэрроу, к слову, стали бестселлерами Sunday Times. Его произведения переведены более чем на двадцать языков и разошлись тиражом в несколько миллионов экземпляров. Для создания одного из романов цикла он посещал Иорданию и будто бы даже считает одним из своих поклонников короля Иордании, Абдаллу II).

На вопрос о том, что вдохновило его на создание произведений на римскую тематику, он ответил, что, во-первых, «великие учителя латыни – Г. Родвэй и Р. Нэш», которые «внушили ему любовь к латинскому языку и, что более важно, увлечение римской историей и культурой», а, во-вторых, популярность жанра пеплум (Sword-and-sandal) в годы его детства и юности, и, конечно же, в том числе «Я, Клавдий», произведение, о котором я рассказывала в прошлый раз. Кроме того, ценным опытом для дальнейшего создания истории о легионерах стало для С. Скэрроу пребывание в Корпусе подготовки офицеров.

В 2007 году издатель объявил о намерении прекратить использование слова "Орел" в названиях книг этой серии, начиная с романа «Центурион». Изменение, по-видимому, произошло из-за того, что издатель хотел привлечь к серии больше новых читателей. Хотя чем это должно было помочь, лично я понять не могу)

О чём:

История начинается на исходе 42-го года в одном из лагерей в провинции Верхняя Германия, примерно в районе Аргенторатума (нынешний Страсбург, Франция). Центурион Луций Корнелий Макрон недавно получил свой командирский пост, хотя на тот момент отдал службе уже четырнадцать лет, и мог бы всецело поддаться ликованию и гордости, кабы не одна досадная деталь – бравый вояка за столько лет не удосужился научиться читать и писать, что было неважно, пока он оставался простым легионером, но стало принципиально важным, когда оказался центурионом, и ему это ох как мешало – мало того, что узнай кто – разжалуют обратно в рядовые, так ещё и при исполнении каждодневных обязанностей приходится изворачиваться, и Макрон даже не решался наказать иной раз подчиненных, потому что ведь за наказанием последует куча писанины, которую невозможно свалить ни на кого другого.

Неизвестно, чем бы для него всё закончилось, если бы в тот холодный осенний вечерок в составе новобранцев не попал в лагерь и семнадцатилетний Квинт Лициний Катон. Юноша, по мнению абсолютного большинства, никак не годился в воины, и непонятно было, как и зачем его занесло на подобную службу. Сам он явно от такой своей судьбы был не в восторге – по пути до места назначения ни с кем не скорешался, а едва пришёл, стал объектом нападок местного командира, муштрующего новичков, и насмешек – сослуживцев. Правда, имелся у него один козырь в рукаве…точнее в котомке.

И вот же ж, именно Макрону и велели сопроводить с этим козырем к легату юного новобранца. Так и выяснилось, что мальчик тот непростой, а очередной императорский вольноотпущенник, проживший всю жизнь во дворце, который в знак уважения к его отцу (тоже ставшему вольноотпущенником, но уже после рождения сына) получил свободу от Клавдия, но с одним неудобным условием – пройти воинскую службу (а та, на минуточку, тянулась 25 лет). Вот и пришлось пареньку показывать, чего он стоит. Причем император просил сразу назначить его центурионом. На это, конечно, пойти не могли, но и приказ от столь высокого начальства проигнорить тоже было никак нельзя. И тут Веспасиан, легат-глава Второго легиона, посмотрел на Макрона и придумал изящное решение:

«…

— Что ж, центурион, посмотрим, что мы можем сделать для молодого Катона. Полностью ли укомплектована твоя центурия? Ты ведь, кажется, остался сейчас без помощника?

— Так точно, командир. Мой оптион умер сегодня утром.

— Хорошо. То есть хорошего тут мало, но это многое упрощает. Запишешь новичка в свою центурию и сделаешь его своим оптионом.

— Но, командир… — выдохнул изумленно Макрон.

— Никаких «но». Это приказ. Назначить мальчишку центурионом я не могу, но и пренебречь пожеланием императора тоже нельзя. Так что придется нам с тобой с этим стерпеться. Ты свободен.

— Слушаюсь, командир…».

Так вот и стал помощником центуриона Макрона милый мальчик Катон) При этом издевки, насмешки, а иной раз и конкретное рукоприкладство никуда не делись. И, может, оно бы долго ещё тянулось, но одним хорошим на первый взгляд деньком позвал Макрон помощника «прогуляться» до одной германской деревушки, где надо было слегонца навести порядок. Ну да, слегонца…

Отрывок:

О том, чем обернулась «прогулка», можно полностью узнать из книги, а в общих чертах из особо впечатлившего меня отрывка –

«…Истошно выкрикивая что-то невнятное, Катон бросился к двум уже подскочившим к упавшему центуриону германцам. Копья у него не было, но в последний момент он выставил перед собой штандарт. Один из варваров обернулся на крик и, получив сильный тычок в пах, упал на колени. Катон с разбега налетел на него, споткнулся и кубарем покатился к стене ближайшей лачуги. Второй германец, видимо, усмотрел в этой ситуации что-то смешное и громогласно расхохотался. Катон сердито вскочил на ноги, грозя врагу штандартом.

— Не смей надо мной смеяться, урод!

На какой-то момент их взгляды встретились: теперь выражение лица германца было холодным, оценивающим. Неожиданно он сделал ложный выпад копьем, целясь в правый бок римского недоноска, а когда тот отпрянул, размахивая своей жердиной, вознамерился пронзить ему другой бок. Но ударить не успел. Армейский штандарт боевым оружием не являлся, но был гораздо длиннее любого копья. Массивное навершие его, описав дугу, врезалось в лицо варвара. Тот, удивленно вскрикнув, обмяк и упал наземь. Катон, махнувший знаменем наугад и вовсе не рассчитывавший на такой результат, был изумлен ничуть не меньше врага. Но в отличие от него оставался целым и невредимым.

— Ох, ничего себе! — пробормотал он, глядя на неподвижное тело.

— Оставь его, малый! — крикнул Макрон. — Вытащи из меня эту штуку.

— Командир, но как же я…

— Тащи, кому сказано, олух!

Катон ухватился за древко свободной рукой, а Макрон, скрипнув зубами, повернул ногу.

— Давай!

Юноша дернул изо всех сил, вырвав из раны листовидный наконечник. Хлынула кровь. Макрон взвыл, но тут же умолк, стиснув зубы, и попытался привстать. Катон поддержал его, подхватив под руку. Рана кровоточила сильно, но, к счастью, кровь просто текла, а не била струей, и, стало быть, ничего важного вражеское копье не задело. Однако Макрону в жизни еще не приходилось испытывать столь мучительной боли. В голове его помутилось, и лишь огромным усилием воли он смог забросить руку на плечо юноше и с его помощью заковылять к спасительному проходу в завале.

Позади них, перекрывая рев пламени, послышался топот, и Катон, обернувшись, увидел бегущих следом германцев. Он заторопился, но центурион был слишком тяжел, и в результате они оба споткнулись. Макрон, вскрикнув, упал на колени, глядя на перекошенные отчаянием лица римских солдат, уже понимавших, что их товарищам не уйти от погони.

— Беги! — простонал он. — Это приказ.

— Не слышу, командир.

— Знамя спасай, идиот!

Но бежать уже было некуда. Кастор, сокрушенно покачав головой, приказал обрушить в щель груду специально приготовленных балок. Легионеры заколебались, но ветеран прикрикнул на них, и они потянули веревки. Груда вместе с пылающими снопами соломы рухнула вниз, завалив проход в баррикаде.

— Проклятье!

— Ох, черт! — Катон замер, потом обернулся. Германцы с громкими воплями приближались. Увидев справа от себя каменную лачугу, юноша пинком открыл дверь, бросил в проем штандарт, втащил центуриона и в последний момент успел задвинуть тяжелый запор. Германцы яростно забарабанили по крепким доскам, замкнутое пространство наполнилось грохотом. Внутри лачуги было темно, но полыхавший снаружи огонь очерчивал контуры небольшого окна, к счастью закрытого ставнями. Запертыми на задвижку и теперь содрогавшимися от сыпавшихся снаружи ударов.

— Посмотри, нет ли тут другого выхода, — крикнул Макрон, исследуя ощупью рану. Кровотечение было по-прежнему сильным, поэтому он снял с себя пояс и, отстегнув бесполезные ножны, как можно туже перетянул им ногу. Через мгновение, когда вернулся Катон, кровь уже не лилась, а сочилась тоненькой струйкой.

— Ну?

— Похоже, мы попали в какой-то сарай. В крыше есть лаз, но это все.

Удары в дверь стали глуше, зато варвары взялись за окно. Внутрь лачуги, выбив длинную щепку в ставне, проникло темное острие. Им повертели, расширяя отверстие, потом копье отдернули, после чего в сарай полетели новые щепки.

— Здесь нельзя оставаться!

— Нельзя, — подтвердил Катон. — Посмотри вверх!

Между стропилами солому кровли то здесь, то там лизали крохотные оранжевые язычки. С каждым мгновением их становилось все больше, а дикари тем временем остервенело рубили ставни.

— Уйдем через лаз, — решил Катон. — Там есть лестница, хотя, конечно, с твоей ногой взбираться по ней будет трудненько.

— Я влезу.

— Хорошо, командир. Теперь ответь, ты сможешь охранять это окно?

— Да, но…

— Пожалуйста, командир, у нас нет времени на разговоры.

— Ладно, — буркнул Макрон. — Дай мне свой меч и помоги подняться.

Привалившись к стене и опираясь всем весом на здоровую ногу, он занял позицию у окошка. Мальчишка кивнул и куда-то пропал, а из ставня внезапно, выбитые мощным ударом, выскочили две-три доски. Кто-то потыкал в образовавшуюся амбразуру копьем, потом за края ее ухватились чьи-то руки. Макрон взмахнул мечом, послышался вопль. Отсеченные пальцы упали на пол, а руки исчезли.

— Ну, недоноски, кто еще храбрый? — крикнул Макрон. — Попробуйте, суньтесь.

В окно больше не совался никто, зато атака на дверь сделалась более бурной. Толстые доски опасно потрескивали, и было ясно, что рано или поздно они провалятся внутрь. Защищать окно — это одно, но сдержать врага в дверном проеме будет уже невозможно.

— Катон! Если ты что-то делаешь, делай это скорей.

— Иду, командир, — просипел Катон, с напряжением таща на вилах огромную охапку соломы. Он свалил ее под дверью, торопливо разворошил, потом, потянувшись, теми же вилами подцепил горящий клок с кровли. Посыпались искры, он прикрылся рукой, затем побежал в глубь сарая и принес новую охапку соломы. Над ней закурчавились серые усики, потом они сделались желтыми. Огонь быстро креп и к тому времени, когда дверь подалась, уже полыхал вовсю. Сарай наполнился густым, едким дымом.

— Сюда! — крикнул Катон, заходясь в приступе кашля.

Поддерживая раненого не обремененной штандартом рукой, он потащился в дальний угол сарая. Лестница, там стоявшая, вела наверх, в темноту.

— Давай, командир. Лезь туда первым. Возьми штандарт, но отдай мне меч. Как только окажешься снаружи, крикни.

Макрон, не имея сил спорить с раскомандовавшимся пареньком, послушно полез по шатким ступенькам, кляня на все корки и тяжеленный штандарт, и свою непослушную ногу. Ближе к кровле дым сделался гуще, он удушал, ел глаза, но зато заставил центуриона двигаться побыстрее. Добравшись до лаза, Макрон высунул голову, с наслаждением вдохнул чистый воздух и огляделся. Полдеревни горело, но германцы извилистыми проулками обходили самые сильные очаги пламени, спешно направляясь туда, где, готовясь к последнему бою, стояли остатки когорты.

Он бросил взгляд вниз. Там в загородке метались две свиньи, а прямо под ними желтела копенка сена. Первым делом Макрон просунул и вытолкнул в лаз тяжеленный штандарт. В это время в сарае раздался треск, затем послышались топот и брань.

— Катон!

— Уходи, командир! — крикнул юноша. — Уходи поскорей!

Германцы, кашляя, шарили по сараю, с твердым намерением изловить прячущихся в дыму римлян, и Макрону не оставалось ничего другого, как выкарабкаться на крышу. Вцепившись в край лаза, он повис на руках, потом разжал пальцы.

Приземление было куда более мягким, чем ожидалось, ибо одна из свиней решила, что копна сена — лучшее из укрытий от ужасов внешнего мира. Суждение было здравым, ведь она никак не могла ожидать, что на нее обрушится римский легионер, облаченный в тяжелые боевые доспехи.

Животное завизжало, Макрон приглушенно выругался, отпихнул свинью в сторону и сел…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле из-за навалившихся дел я успела прочитать только первые две книги, хотя так-то планировала больше, и ещё две пролистала, читая выборочные отрывки, чтобы прояснить некоторые географические моменты. И должна сказать, что, судя по всему, первые несколько книг отличаются от последующих.

Первая часть меня привела в полный восторг – легкая, увлекательная, полная приключений, хоть и военного толка, она казалась поначалу сплошным сборником армейских анекдотов, но потом к этой линии словно при создании музыкальной композиции автор добавил одну за другой и другие линии – сначала детективную, а потом и романтическую, и фоном, что было неизбежно, тему ужасов и неоднозначности войны, любой. Причем проводником этих трёх линий выступал именно Катон, в то время как Макрон олицетворял собой всё то, что касалось армейской службы, со всем, что ей присуще. Именно через него в более поздних книгах проходит тема исполнения любых приказов, что бы исполнитель о них ни думал, и ни чувствовал по этому поводу, и, если, скажем, речь во второй части скорее о приказах тупых, бессмысленных и рискованных, то дальше уже возникает всё больше и больше моральных дилемм.

Причем если Катон, не только не зачерствевший от многолетней службы, но и считающий, что процессу этому должен быть всё-таки какой-то предел, чаще становится наблюдателем того, что вызывает у него ужас, стыд, презрение, негодование и прочие яркие чувства и эмоции, то Макрону нередко приходится выступать исполнителем. И тут-то и выясняется, что не такой он толстокожий, каким хотел и быть, и казаться. Разница между ними в том, что Макрон исполняет приказы всегда и без внешних колебаний и возмущений, во всяком случае, если не считает, что имеет право этого не делать, в то время как Катон может позволить себе и критику, и откровенное неповиновение. И я нахожу очень интересным это противопоставление.

Насилие тут, естественно, присутствует, причем чем дальше, тем больше, иногда на нём делается акцент, но всё же я бы не сказала, что оно прямо-таки смакуется, как на мой взгляд, было в «Парфянине» Дармана. А вот с эротической составляющей тут облом, если кто надеялся) Впрочем, это компенсируется с лихвой многим другим.

Так детективная линия и то, что касалось политических игр, тоже читалось с интересом, хотя, на мой взгляд, получилось не столь ярким и эмоционально насыщенным, как именно часть, посвященная военным приключениям. Благо они хорошо перемешаны меж собой, и фокус часто смещается с одного персонажа на другого, да и главы достаточно короткие. Так что несмотря на то, что объёмы некоторых книг уже весьма ощутимые, в отличие от первой, заскучать эта серия не даст, даже тем, кто от военной тематики и Рима далёк. Лично я, когда выдастся время, постараюсь этот цикл дочитать.

P.S. Спасибо всем тем, кто дочитал до этого места, и вообще всем моим читателям). Эта заметка появилась под номером 58, хотя по факту их было больше, и позади большой и непростой путь. Однако впереди ещё больше интересных историй и непростой работы для меня, поэтому я буду признательна за любую поддержку - лайки, комментарии, рекомендации, кроме того, теперь открыта возможность ещё и поддержать меня и то, что я делаю, финансово, если у кого-то появится такое желание. И надеюсь, что появится, потому что это мотивирует больше всего)

Список прошлых постов можно найти по ссылкам или по сборнику-серии:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»

Всем привет!

Сегодня у меня в подборке последняя (во всяком случае из основных) книга, ещё затрагивающая период до н.э. Но и она уводит нас своей второй частью аж в середину I-го века н.э. И я хочу поблагодарить всех, кто проходил опрос в конце прошлых постов. Результаты по итогам двух опросов, правда, получились противоречивые: 6 человек за сохранение сквозной нумерации и 5 – за начало новой (при условии, что во втором опросе не участвовали те, кто принимал участие в первом. Т.к. опрос анонимный, я достоверно знаю только об одном таком человеке, и его голос учла только один раз). Поэтому мне пришлось хорошенько подумать, прежде чем принять какое-либо решение. И решила я выбрать некий срединный вариант – античность довести под прежней нумерацией, а новую начать с периода средневековья, т.е. либо с 476-го года н.э., либо с 500/501-го для круглоты. Так что пока вот так.

И разговор сегодня вновь пойдёт о Римской империи. Точнее про её первых императоров, так что готовьте чай и булки – сегодня я разошлась не на шутку: будет и много текста, и много картинок.

Про Октавиана Августа я уже сказала достаточно, не упомянув лишь, что его любимая жена Ливия Друзилла при нём активно вмешивалась в государственные дела, отчего её ещё современники подозревали во всяком разном. И не мудрено, ведь, когда в 14-м году н.э. Октавиан умер, его место на посту президента императора занял Тиберий, приходившийся родным сыном Ливии (от первого брака, с Тиберием Клавдием Нероном), и при этом пасынком и приёмным сыном Октавиану Августу.

Сам Октавиан женат был трижды: в первый раз на Клодии Пульхре (упомянутой, кстати, в романе «Тигран Великий»: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»), во второй раз – на Скрибонии, и в третий – на Ливии. При этом с наследниками у него в принципе сложилось непросто, т.к. единственным его родным ребенком была дочь Юлия, от второй жены, которую обычно обозначают как Старшую.

Юлия Старшая тоже несколько раз была замужем, и третьим браком оказалась связана именно со сводным братом – Тиберием. Брак этот, судя по всему, в большей степени был продиктован политическими мотивами, поскольку современники пописывали, что до того Тиберий был женат на Випсании Агриппине, которую очень любил, и от которой имел сына, Юлия Цезаря Друза, однако его вынудили с ней развестись и жениться на Юлии, которую он возненавидел всем сердцем, хоть и прижил от неё ещё одного сына (впрочем, умершего в детстве). Юлия, в свою очередь, стала отвечать ему взаимностью, и заводить себе любовников, причем всё меньше и меньше скрывая свои шалости. Закончилось всё тем, что вести об этом дошли до её отца-императора, который, хотя дочурку очень любил, в 2-м году до н.э. взял да и развёл её с Тиберием, а потом сослал на отдаленный остров Пандатерию, где она и провела долгие годы, прежде чем ей разрешили переселиться хотя бы в Регий.

Там-то в 14-м году и застала её весть о том, что умер её отец, и у римлян теперь новый император – Тиберий (42г. до н.э. – 37 г. н.э.). Тиберий, дорвавшись до власти, с бывшей женой не церемонился и урезал её содержание настолько, что это будто бы привело её в итоге к голодной смерти. Но на этом закончилось далеко не всё.

Период I-го века н.э. в Римской империи был вообще отмечен многочисленными интригами, заговорами, восстаниями, дележками власти, безумствами и жестокостями. Про Тиберия тоже ходило много ох… удивительных историй, особенно про его развлечения на острове Капри. В его же времена вроде как начал свою проповедническую деятельность Иисус Христос, и при нём же, вероятно, был казнён. Про него же ходила легенда о том, что будто бы его однажды посетила Мария Магдалина и преподнесла ему в дар яйцо, которое в руках императора покраснело. По его приказу была осуждена и казнена вдова Квинтилия Вара Клавдия Пульхра. При нём же был раскрыт заговор Луция Элия Сеяна в 31-м году н.э., и, помимо казни зачинщиков, произошла чудовищная расправа над членами семьи самого Сеяна. Кстати, об этом стоит сказать подробнее. Ведь помогала Сеяну Юлия Ливия (Ливилла).

И тут снова нужно вернуться к запутанной родственной истории этой династии, точнее к знаменитой сестре Октавиана Августа – Октавии Младшей. Та замужем была всего два раза – сначала за Гаем Клавдием Марцеллом, а затем – за Марком Антонием. От первого брака у неё родился сын названный Марком Клавдием Марцеллом и две дочери Клавдии, а от второго – две дочери с именем Антония, ибо собственных имён у римлянок, как таковых, не было)

Так вот первым мужем Юлии Старшей стал её двоюродный брат – Марк Марцелл, однако брак тот продлился всего около двух лет и оказался бездетным. Второй раз замуж Юлия вышла замуж за Марка Випсания Агриппу, который прежде был дважды женат и, кстати (тарарам), был отцом первой жены Тиберия. Так вот этот брак можно было назвать по-своему удачным, т.к. в нём за 9 лет, с 21 по 12-й гг. до н.э. родились пятеро детей – Гай Цезарь, Юлия Младшая, Луций Цезарь, Агриппина Старшая и Агриппа Постум.

Гай Цезарь и Луций Цезарь стали поначалу главными наследниками Октавиана, т.к. приходились ему родными внуками, успели удостоиться разных почестей и даже кое-что сделать на политическом поприще. Гай Цезарь, например, заключил мирный договор с парфянским царём Фраатом IV, после чего римским военнопленным, захваченным в ходе неудачного похода Красса, разрешено было вернуться на родину (об этом можно прочитать в романе «Месть Анахиты»: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.5. «Месть Анахиты»).

Однако оба по загадочным причинам умерли молодыми, чуть старше двадцати лет, и даже, глядя на их изображения, трудно сказать что-то больше, чем просто «Мальчишки какие-то»). Постума Тиберий отправил в ссылку на отдаленный остров, и с ним произошла тоже одна занятная, но грустная история, однако сегодняшний автор рассказал её лучше, чем это могу сделать я. Юлия Младшая тоже удостоилась ссылки, причем там же её отбывала, где и её мать. А вот до Агриппины Старшей домотаться было трудно, т.к. она стала женой знаменитого Германика и слыла добродетельной матроной, всюду, даже в германским дебрях, сопровождавшей своего супруга.

Нерон Юлий Цезарь Германик (15г. до н.э.-19г. н.э.) был сыном знаменитого полководца тех времен Нерона Клавдия Друза Германика (38-9 гг. до н.э.) и Антонии Младшей, дочери Марка Антонии и Октавии, а ещё внуком Ливии и её первого мужа. У Германика были ещё сестра – Юлия Ливия (или Ливилла) и брат – Клавдий.

Так вот Германик был очень популярен, и прославился, оправдывая прозвище и отца, и собственное, прежде всего, своими победами над германцами. О нём я упоминала в прошлом своём посте (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»), поскольку именно он захватил в плен Туснельду, жену Арминия, а потом победил и самого Арминия, и был впоследствии, в 17-м году н.э., удостоен триумфа. А ведь такая честь тогда мало кому выпадала. После этого германцы присмирели, а Германик, несомненно, стал для римлян настоящим героем.

Женой Германика стала дочь Юлии Старшей – Агриппина Старшая. И, поскольку они все годы брака не разлучались, даже в германских дебрях и среди пустынь Ближнего Востока, то у них народилось аж девять детей, среди которых третьим получился Гай Юлий Цезарь Август Германик, а по-простому – Калигула. Сам Германик при странных обстоятельствах умер там же, на Ближнем Востоке – предположительно был отравлен в результате интриг Тиберия и/или его матери, или без их ведома другими, но, чтобы им угодить, поскольку так устранялся главный политический противник Тиберия. Вдова и дети Германика впоследствии подверглись преследованиям, и не всем из них удалось это пережить.

Но я говорила о сестре Германика и Клавдия, Ливилле, и теперь, разложив всё по полкам, могу поведать до конца её историю. Ливилла стала женщиной расчетливой и честолюбивой, и явно стремилась к власти. Она была женой сначала Гая Цезаря, юного внука Октавиана Августа, а потом Друза Младшего, сына Тиберия от Випсании, и, возможно, имела отношение к их ранней смерти. Но самое интересное тут то, что в какой-то момент она закрутила роман с тем самым Сеяном, и вместе они собирались расправиться с императором Тиберием, а затем захватить власть в свои руки. Могущественная вдова Августа и мать Тиберия, Ливия, умерла в 29-м году, так что эта сладкая парочка считала, что без неё Тиберий в поле не воин. Однако они просчитались, заговор был раскрыт, и Сеян казнён, а Ливиллу, по одной из версий, голодом уморила собственная мать, чтобы смыть пятно позора с их семьи. По другой версии Ливиллу принудили к самоубийству, что тогда обычной практикой было не только в далекой империи Хань, но и в Римской.

Меж тем Сеян долгое время был фактическим правителем Рима, пока Тиберий отсиживался на Капри, и отчасти гонения на сторонников Сеяна после его казни и многих других неугодных императору спровоцировали экономический кризис 33-го года н.э. А потом ещё, в 36-м году, вишенкой на торте стал разлив Тибра и последовавшие за этим наводнения, и ещё вдобавок серьёзный пожар. Короче, что-то это мне напоминает. Прям как во времена Ван Мана. И, как и Ван Ман, Тиберий плохо закончил свой земной путь: в 37-м году он заболел, и, по версии Тацита, в какой-то момент так крепко потерял сознание, что все решили будто он умер, и отправили вести об этом во все стороны. А потом император вдруг пришёл в себя. Неловкую ситуацию исправил некий военачальник Макрон (или даже лично Калигула), который окончательно отправил Тиберия в царство Плутона при помощи подручных средств.

Так новым императором стал Калигула, правивший с 37 по 41-й годы н.э. И такого правителя Рим давно не видывал, если вообще видал когда-то. За четыре года он столько всего понаделал, что его дурная слава сохранялась за ним ещё долго. Но сегодня я не буду подробно рассказывать о времени его правления: если будет получаться, расскажу на примере отдельного романа именно о нём. Сегодня же о Клавдии, который случайно стал новым императором после убийства Калигулы в 41-м году, и проправил благополучно до 54-го года.

Тринадцатилетний период правления Клавдия стал для многих долгожданной передышкой после жестокостей и безумств его предшественников, и даже в некотором смысле временем подъёма для империи: были проведены многие полезные реформы, строились акведуки, предпринималась попытка осушения Фуцинского озера (правда, мягко говоря, неудачная) и завоевана была южная часть Британии. В чём он действительно облажался – так это в выборе жён. Причем, если две первые (Ургуланилла и Элия Петина) в некотором смысле были ему навязаны, то Мессалина, похоже, стала вполне себе его добровольным выбором, поскольку, став императором, он не только с ней не развёлся, но и был сильно подвержен её влиянию. А Мессалина прославилась тремя вещами – тем, что от императора родила Британника, своим шокирующим даже удалых римлян развратом, и заговором, целью которого было убийство императора и захват власти. Для Клавдия то был не первый заговор, но, очевидно, эта история произвела на него тяжкое впечатление. Сообщник Мессалины  Гай Силий был казнён. Её саму поместили под надзор матери в сады Лукулла.

Попытки получить помилование от Клавдия успеха не возымели, и в 48-м году, после того, как не смогла наложить на себя руки, Мессалина также была убита. Причем дело будто бы было так: свидетелями смерти Мессалины были трое – посланник императора, один из его вольноотпущенников и её мать. Когда императорский легат и вольноотпущенник появились, Лепида сказала дочери: «Твоя жизнь кончена. Всё, что осталось – сделать её конец достойным». Кстати, поговаривают, что с тех пор призрак Мессалины бродил по садам Лукулла)

А Клавдий вскоре после этого, в начале 49-го, женился на сестре Калигулы и своей племяннице – Агриппине Младшей, которая к тому моменту уже успела побывать замужем, и имела сына – Нерона. На этот раз выбор супруги для Клавдия оказался роковым. А почему, можно узнать либо из исторических книг, либо из сегодняшней дилогии:

«Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий» Р. Грейвза

Время действия: I век до н.э. - I век н.э., ок. 10 до н.э.- 54 гг. н.э.

Место действия: Римская империя (современные Италия, Германия, Франция, Британия, Сирия, Турция, Греция, Хорватия, Египет,Тунис, Марокко).

Интересное из истории создания:

Роберт Грейвз (1895-1985) – британский писатель, поэт и литературный критик. Родился в Уимблдоне, пригороде Лондона, в семье поэта Альфреда Персиваля Грейвза и Амалии Элизабет Софи фон Ранке, внучатой племянницы немецкого историка Леопольда фон Ранке. Школьное образование получил в привилегированном учебном заведении – Чартерхаузе, где его преподавателем был легендарный покоритель Эвереста Джордж Герберт Ли Мэллори. А сразу после окончания учёбы в школе, в 1914-м году, Грейвз отправился добровольцем на фронт, после тяжелого ранения в битве при Сомме был демобилизован в чине капитана, а после войны поступил в Оксфордский университет, который окончил в 1926-м со степенью бакалавра литературы. При  этом его первым опубликованным произведением стал сборник стихов «Над жаровней», изданный ещё в 1916-м году. Всего за свою жизнь он создал более 140 произведений, среди которых самые известные «Я, Клавдий» и «Белая богиня» (1948).

Роман «Я, Клавдий» был опубликован в 1934-м году, и в том же году Грейвз за него получил премию Эдинбургского университета памяти Джеймса Тэйта Блэка, а год спустя, за тот же роман и его продолжение – «Божественный Клавдий» (1935), ещё и Готорнденскую премию. А в 1976-м году этот роман был экранизирован BBC. Режиссером выступил Х. Уайз (ещё один более-менее известный из фильмов под его режиссурой, кстати, первая версия «Женщины в чёрном» (1989), ремейк этого фильма стал первой после ГП актерской работой Д. Редклиффа). В главной роли снялся Д. Джейкоби (известен по ролям в таких фильмах как «Горбун из Нотр-Дама», «Таинственный сад», «Гамлет», «Гладиатор», «Король говорит», «Борджиа», и это далеко не всё). Однако это не первая попытка экранизации данного произведения, первая состоялась ещё в 1937-м году, но фильм тогда так и не был завершен.

О чём:

Император Клавдий из династии Юлиев-Клавдиев с детства слыл не просто хромым заикой, но и дурачком, так что почти никто и не думал, что однажды он вознесется так высоко. Были лишь предсказания, которым мало кто верил. При этом дурачком заика Клавдий вовсе не был, что ясно уже по его интересам и тому, чем он занимался всё детство, а потом юность и молодость – изучал историю и попутно читал книги на самые разные темы, чтобы написать сначала биографию своего отца, а потом и другие исторические труды. Оказавшись императором огромной Римской империи, он совершил немало того, за что его потом поминали добрым словом и слезами умиления не только современники, но и те, кто жил намного позже (а сравнить и тем, и другим было с кем).

И, будучи историком, Клавдий счёл, что сами боги велели ему оставить для далеких потомков свой труд, вот и взялся рассказать не только о себе любимом, и о том, как власть досталась ему, но и о своих предшественниках – Октавиане Августе, Тиберии и Калигуле, а ещё о тех, кто плёл интриги и творил всякие ужасы в их времена. И самой, вероятно, яркой и при этом живучей из тех интриганов оказалась бабка Клавдия – Ливия, жена Октавиана Августа. Именно её деятельности, явной и тайной, по большей части, и посвящена первая часть истории, в которой бедняга Клавдий долгое время был подобен бумажному кораблику, угодившему в бурные воды большой реки. И выбраться из этой воды сухим, по иронии судьбы, ему удалось главным образом благодаря своей славе неспособного дурака. Кто ж знал, что много лет спустя, солдат по имени Грат случайно наткнется на спрятавшегося в галерее «дядюшку Клавдия», и, вытащив того из укрытия, потащит за собой с радостными возгласами о том, что вот, мол, он нашёл нового императора…

Отрывок:

«…Прежде чем я получил разрешение посетить сивиллу, я должен был принести на алтарь храма жертву Аполлону и Артемиде: первому – вола, второй – овцу. Стоял декабрь, погода была холодная. Пещера, вырубленная в толще скалы, вселяла ужас, подъем туда был крутой, извилистый и темный; к тому же там было множество летучих мышей. Я пошел переодетым, но сивилла узнала меня. Выдало меня заикание. В детстве я заикался очень сильно и хотя, следуя советам знатоков ораторского искусства, постепенно научился контролировать свою речь на официальных церемониях, в частной, не подготовленной заранее беседе я все еще, бывает, хотя и реже, чем раньше, спотыкаюсь от волнения о собственный язык: это и случилось со мной в Кумах.

Вскарабкавшись с трудом на четвереньках по крутой лестнице, я вошел во внутреннюю пещеру и увидел сивиллу, больше похожую на обезьяну, чем на женщину; она сидела на кресле в клетке, свисающей с потолка, на ней был красный плащ, немигающие глаза горели красным огнем в свете одного-единственного красного луча, падающего откуда-то сверху. Беззубый рот ухмылялся. Вокруг пахло смертью. Но я все же умудрился выжать из себя заранее приготовленное приветствие. Она ничего не ответила. Только спустя какое-то время я догадался, что это была лишь мумия Деифобы, предыдущей сивиллы, умершей не так давно в возрасте ста десяти лет; в глазницы ей были вставлены стеклянные шары, посеребренные сзади, чтобы они сверкали. Все сивиллы всегда жили вместе со своей предшественницей.

Я простоял несколько минут перед Деифобой, дрожа и заискивающе улыбаясь, чтобы умилостивить ее, – эти минуты показались мне вечностью. Наконец передо мной явилась настоящая сивилла, еще совсем молодая женщина по имени Амалфея. Красный луч погас, Деифоба исчезла (кто-то, наверно прислужница, прикрыл окошечко из красного стекла), а сверху ударил новый луч света – белый – и осветил Амалфею, сидевшую в глубине темной пещеры на троне из слоновой кости. Ее безумное лицо с высоким лбом было прекрасно; она сидела так же неподвижно, как Деифоба. Глаза были закрыты. У меня подогнулись колени, и я с трудом проговорил:

– О, сив-сив-сив… – не в силах перестать заикаться.

Она открыла глаза, нахмурилась и передразнила меня:

– О, Клав-Клав-Клав…

Мне стало стыдно, я вспомнил, зачем я сюда пришел, и, сделав над собой усилие, сказал:

– О, сивилла, я пришел спросить тебя о судьбе Рима и своей собственной судьбе.

Постепенно ее лицо изменилось, ее охватил пророческий экстаз, тело ее задергалось, дыхание участилось, по всем уголкам пещеры пронесся вихрь, захлопали двери, у моего лица воздух со свистом рассекли чьи-то крылья, свет погас, и Амалфея голосом бога произнесла по-гречески следующее стихотворение:

Кто был Проклятьем поражен,

Кого томит монеты звон,

Недугом сломлен будет он:

Во рту личинки синих мух,

Глаза червивы, отнят слух,

Забытый, он испустит дух.

Затем, потрясая руками над головой, продолжала:

Десять лет промчат стремглав,

Дар получит Клав-Клав-Клав.

Он не рад ему, и прав:

Вкруг себя собравши знать,

Будет мямлить и мычать

- Что с придурочного взять…

Но пройдут за годом год

Лет, так, тыща девятьсот

- Всякий речь его поймет.

И тут бог расхохотался ее устами – прекрасный, но устрашающий звук: «Ха! Ха! Ха!» Я почтительно поклонился, поспешно повернул к выходу и заковылял прочь; на сломанной лестнице я растянулся, поранив лоб и колени, кувырком слетел вниз и еле живой выбрался наружу. Всю дорогу меня преследовал громоподобный смех…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Польский писатель и публицист Я. Парандовский (1895-1978), кстати ровесник Грейвза, несмотря на бурные восторги британцев в отношении романа «Я, Клавдий», не постеснялся раскритиковать данное произведение за анахронизмы, причем в словах, которые я не могу не процитировать: «Вернулась мода на анахронизмы. Ещё совсем недавно жалели Шекспира за то, что он говорил о башенных часах и очках в эпоху Цезаря. А вот теперь его соотечественник, Грейвз, в роман об императоре Клавдии вводит такую современную терминологию, что на каждом шагу разрушает у нас остатки иллюзии своей искусственной античности».

Удивительно, но пан Парандовский вот точнёхонько выразил и мои собственные мысли. Больше всего меня лично вымораживали и выбешивали современные названия городов, стран и народов, все эти «Лион», «Кент» и «французы» - просто до трясучки. Не раз задавалась вопросом, мол, неужели автор считал своих читателей настолько тупыми, что думал, будто те не врубятся, что на месте Франции была Галлия, и там жили галлы? Причем Грейвз на этот шаг пошёл сознательно именно с такой мотивировкой – чтоб его, мол, правильно поняли, и читатели сильно не грузились. Сноски ему запретили что ли делать? Или что? Впрочем, должна признать, что действительно не знаю, какова была публика в Великобритании тех лет. Но сейчас смотрится просто дико, особенно после исторической дотошности Тёртлдава.

При этом я должна не без удивления признать, что, кроме анахронизмов, Грейвз историю-то изложил весьма и весьма близко к тем фактам, о которых я читала (хотя порой и выбирал по непонятной мне причине при конкурирующих версиях событий те, что излагали более поздние авторы, как в случае с изложением событий о попытке восстания в Далмации, и просто «удобные» интерпретации). Да и вообще, не считая минуса с анахронизмами…книга-то вышла на удивление классная!) И, когда я не бесилась от анахронизмов, я реально получала удовольствие от чтения, благо именно это случалось в разы чаще.

Персонажу самого «Клав-Клав-Клавдия», раз начав сопереживать и симпатизировать, потом трудно перестать это делать, даже, когда он творил разные глупости и неоднозначности. Грейвзу удалось, на мой взгляд, создать героя настолько остроумного и харизматичного, что его история оживает и становится интересной даже тогда, когда он просто рассказывает о том, как шарился по библиотекам в поисках материала, и о том, с кем там пересекался да в какие дискуссии вступал, не говоря уж о важных исторических событиях, будь то ратные подвиги его брата Германика, сумасшедшие выходки Тиберия и Калигулы или подковёрные игры Ливии и её сторонников, разумеется, во имя блага и процветания империи. Всё-таки наблюдать за всем этим беспристрастно как историк – с одной стороны, и переживая за конкретного персонажа с другой – это «две большие разницы». И вроде бы знаешь, как и когда суждено погибнуть и Клавдию, и другим, и всё равно не можешь не сопереживать будущему императору, когда его ранят, например, безжалостные слова и упреки его матери, когда он теряет всех своих немногочисленных друзей, когда должен принять важное решение, а ведь не все они у него выходили удачными.

Так что я считаю, что этот роман – отличное сочетание истории, хотя и не без косяков, и художественного произведения: можно знакомиться с реальными историческими деятелями и событиями,  и при этом следить за увлекательнейшей историей, полной сюрпризов. А ведь в идеале именно нахождение таких вот произведений я и ставила своей целью, когда начинала эту подборку. На этот раз, считаю, я справилась.

P.S. Спасибо всем тем, кто дочитал до этого места, и вообще всем моим читателям). Эта заметка появилась под номером 57, хотя по факту их было больше, и позади большой и непростой путь. Однако впереди ещё больше интересных историй и непростой работы для меня, поэтому я буду признательна за любую поддержку - лайки, комментарии, рекомендации, а сегодня открываю возможность ещё и поддержать меня и то, что я делаю, финансово, если у кого-то появится такое желание. И надеюсь, что появится, потому что это мотивирует больше всего)

Список прошлых постов можно найти по ссылкам или по сборнику-серии:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

Всем привет!

Сегодня продолжу рассказывать о первых десятилетиях I-го века н.э., хотя затронуть придется и I-й век до н.э. И по понятным причинам много будет про Римскую империю, однако, я, разумеется, не могу обойти вниманием и империю на другом конце Евразии, тем более что именно в этот период обе эти огромные державы, наконец, прознали о друг друге и даже обменивались посольствами.

Я тут недавно рассказала удивительную историю об императоре Западной Хань Юань-ди (75-33гг. до н.э.), но не успела дорассказать о нём и его семье самое важное. Да, у него были две любимые наложницы, Фу и Фэнь Юань, которые жестоко соперничали за его внимание и прилагающиеся к этому плюшки, но женат-то император был на Ван Чжэнцзюнь, которую для Юань-ди выбрала ещё его мать, и которая тоже была не лыком шита. Дамочка не только всё-таки ухитрилась найти себе сторонников и с их помощью посадить на трон своего сына, явно уступавшего по части достоинств и лидерских качеств некоторым своим конкурентам, но и здорово устроила в жизни своих других родичей, в том числе своих шестерых братьев, а позже и племянника – Ван Мана.

Сын императрицы Ван вошёл в историю как император под именем Чэн-ди (33-7гг. до н.э.), и любил побухать и повеселиться, но при этом крепко дружил со своими единокровными братьями, так что никакого переворота, даже, если он всерьёз замышлялся, не произошло. Трудно сказать, что было б, кабы это всё-таки случилось, потому как история не знает сослагательного наклонения. А на деле Чэн-ди стал императором, будучи ещё совсем молодым, и фактически государством управляли его мать и родственники по материнской линии. Сам император был по большей части, видимо, занят созданием наследников, и тут вот что-то пошло совсем не по плану: детей у Чэн-ди не получилось не только с женой, но и с многочисленными наложницами, а в 7-м году до н.э. он и вовсе умер, вроде как переборщив с афродизиаками, которые ему предложила предприимчивая наложница.

За год до этого Ван Ман стал верховным главнокомандующим, а наследником на всякий пожарный назначили племянника Чэн-ди, сына его брата Лю Кана (сына Юань-ди от наложницы Фу), по имени Лю Синь, который и стал в итоге императором под именем Ай-ди (7-1 гг. до н.э.). В годы его правления императрица Ван уже практически отошла от дел, и взошла по полной над Поднебесной звезда её племянника Ван Мана. Причем тётушка даже пыталась сместить его с поста главнокомандующего, но оставил на месте его сам молодой император. Вот и вышло потом то, что вышло. А вышло то, что родственники Ай-ди и их давние противники перессорились между собой из-за титулов и власти, началась полная неразбериха, что на фоне и без того возникших проблем с коррупцией и назначениями не по заслугам, а по связям привело к краху Западной Хань.

В 1-м году до н.э. Ай-ди умер бездетным и даже выразил желание передать трон своему фавориту Дун Сяню. Тот в итоге не только трон не получил, но и плохо закончил, потому что императрица Ван почуяла, что без неё никак не обойтись, вернула ко двору Ван Мана, который ранее удалился из чувства протеста, и назначила его регентом при малолетнем императоре Сяопин-ди (1г. до н.э. – 6 г. н.э.), единственном оставшемся на тот момент в живых мужчине-потомке императора Юань-ди.

Ван Ман на этот раз не растерялся и всячески стал прибирать власть к рукам, а вишенкой на торте даже выдал свою дочь замуж за юного императора в 4-м году н.э. Когда же Сяопин-ди подрос, окреп и стал показывать зубки, Ван Ман решил назревающую проблему радикально тем, что преподнес зятю отравленное вино, а после его кончины сделал императором годовалого ребенка под именем Жуцзы Ин (что буквально означает «Младенец Ин»), которого традиционно считают последним императором Западной Хань, хотя формально он даже коронован не был.

А коронован он не был потому, что Ван Ман решил, что ему атрибуты императора идут куда больше, и, уже не запариваясь, объявил правителем себя, основав империю Синь. Правда, просуществовала она всего 17 лет: с 9 по 23-й годы н.э.

На самом деле абсолютным злом Ван Ман не был и кое-какие полезные вещи делал тоже (например, оказывал гос поддержку торговцам, провёл земельную реформу, стабилизировал цены на зерно и другие товары, смягчал рабство, способствовал развитию науки), однако при этом ухитрялся с каждым годом всё больше и больше настраивать против себя подданных, сначала знать и богачей, а потом и всех остальных. Восстания вспыхивали постоянно, но их поначалу удавалось подавлять. Однако будто сама природа поднасрала узурпатору, ускорив его падение, потому что в годы его правления постоянно случались стихийные бедствия, которые приводи к массовому голоду и другим проблемам. Крупнейшей природной катастрофой того времени стало изменение рекой Хуанхэ своего русла, что привело к обширным наводнениям и потерям и урожая, и имущества, не говоря уж о гибели людей и животных.

Вообще с древности (по крайне мере, со времен Шан, а то и раньше) до нынешнего времени Хуанхэ разливалась 1593 раза и 26 раз меняла свое русло, причем иногда перенос составлял около 800км. Так вот Ван Ману Хуанхэ устраивала сюрприз уже не впервые, но именно в 11-м году н.э. наводнение выдалось поистине катастрофическим, затоплению подверглась почти вся провинция Шаньдун (а это, на секунду, 156 700 км² по нынешним границам). Вслед за этим во всём стали винить Ван Мана с его реформами и прочими ужасными поступками, а там недовольство всё росло и росло, и на этот раз вылилось в знаменитое восстание «краснобровых», которых так прозвали за то, что они красили брови в красный цвет, чтобы узнавать друг друга. Началось оно как раз в Шаньдуне в 17-м году н.э.

Началось всё с обычного разбоя, у разных шаек были свои командиры, цели, мотивация и намерения которых не всегда и не во всем совпадали, в их числе были Матушка Лю, Фань Чун и Лю Сюань. Причем, когда восставшие достигли столицы и расправились с Ван Маном, Лю Сюань, как какой-никакой, а всё-таки представитель династии Лю, правившей Западной Хань, был провозглашён императором под именем Гэнши-ди (23-25-й гг. н.э.).

Правда, в стране всё ещё было неспокойно, и Гэнши-ди не всегда принимал удачные решения, и, в конце концов, от него подло избавились его же бывшие сторонники, а императором сделали под именем Лю Пэнцзы (25-27-й гг. н.э.) 15-тилетнего парнишку, который вроде как тоже был из рода Лю, но на тот момент из себя представлял простого пастуха, и к власти не особо-то стремился. Лю Сю, бывший сторонник и дальний родич Гэнши-ди, принял это обстоятельство во внимание, и, когда сам стал императором под именем Гуанъу-ди (25/27-57гг. н.э.), предшественника пощадил. Да и вообще, подобно Лю Бану, основателю Западной Хань, вёл себя очень великодушно и врагов себе старался не наживать, действуя скорее хитростью, нежели силой, даже тогда, когда хотел избавиться от кого-то. И ему удалось то, что не удалось другим – объединить империю снова воедино, успокоить восстания и вернуть стране спокойствие и процветание. Так вот и начался период Восточной Хань.

О всех самых важных событиях этого периода можно прочитать в книге

«Истории периода династии Восточная Хань» Линь Ханьда

Время действия: I век н.э., 9-36 гг. н.э. (или 220 г. н.э., если говорить о книге целиком).

Место действия: империя Синь и затем вновь империя Хань (Восточная Хань, современный Китай).

Интересное из истории создания:

Линь Ханьда (1900-1972) – китайский педагог, филолог, лингвист и историк, родился в г. Нинбо провинции Чжэцзян. Уезжал на обучение в США в 1937-м году, а на родину вернулся уже с докторской степенью в 1939-м году. Осенью того же года он начал преподавать в университете Ханчжоу. С 1949 года последовательно занимал должности профессора и декана факультета Университета Яньчин, заместителя заведующего отделом социального образования Министерства образования, заместителя директора Национального комитета по грамотности, заместителя министра образования, редактора журнала «Китайский язык». За свою достаточно долгую жизнь он написал множество книг по разным направлениям, в т.ч. по педагогике, реформированию китайских иероглифов, популяризации истории, литературным переводам и т. д.

Но нас сегодня интересует именно его книга, название которой на английский язык перевели как «Tales from 5000 Years of Chinese History», а на русском издавали томами, каждый из которых носил своё название, в зависимости от исторического периода, которому он был посвящен (впрочем, можно найти и упоминание книги под названием «Все пять тысяч лет»). Я, например, видела пять таких томов в свободном доступе на русском языке, начиная с 1-го тома «Истории периода Вёсен и Осеней», и заканчивая 5-м томом о периоде Троецарствия. Так, конечно, 5000 лет не получается, поэтому подозреваю, что есть и тома, которые повествуют о более ранних периодах, но я их не нашла. Как бы то ни было, название не зря перевели как «Tales», потому что эти книги действительно оформлены в виде художественных рассказов об исторических событиях. Они многократно издавались и переиздавались, в том числе были издания и на русском языке, самые ранние, видимо, относятся к 1960-1980-м годам. Сегодня расскажу только про 4-й том, который начинается с восстания Краснобровых, а завершается восстанием Жёлтых повязок и крахом империи Восточной Хань, но остальные, я уверена, тоже заслуживают внимания. Есть, правда, некоторые «но», но о них скажу позже.

О чём:

Том начинается с краткой истории восшествия на трон Ван Мана, его попыток борьбы с хуннами и рассказа о прочей деятельности, после чего автор упомянул о недовольстве жителей Поднебесной и начал рассказывать о том, как в городском округе Цзинчжоу из-за неурожая начался голод, потом попытки прокормиться, стычки между местными жителями и беспорядки. И вот однажды доведенные до отчаяния жители провинции дождались своего героя. Точнее сразу двоих героев – ими по иронии судьбы стали уроженцы города Синьши Ван Куан и Ван Фэн. Эти двое из ларца усмирили дерущихся в очередной потасовке, а потом Ван Куан взобрался на холмик и толкнул проникновенную речь. Так-то он просто предложил послать на несколько весёлых иероглифов чиновников и открыть зернохранилища, но, когда этот план, надёжный как швейцарские часы, стал реализовываться, оказалось, что это не так-то просто, хранилище вообще-то защищают, и…Хочешь зерно – готовься забирать его в отчаянной борьбе. Те, кто это поняли и не погибли, через некоторое время объединились и даже сумели дать бой правительственным войскам.

Из-за эпидемии сторонникам Ван Куана и Ван Фэна пришлось покинуть гору Лулинь, где они обосновались, и разделиться на две группы. К одной из них примкнул потомок бывшей знатной семьи Хань по имени Лю Сюань. И никто тогда ещё не знал, что ему суждено, пусть и ненадолго, в скором времени стать новым императором. А в это время новые и новые восстания вспыхивали по всей стране. Наконец, восставшие набрали столько сил, что сумели дойти до столицы, Чанъаня, и даже прорваться в город. Для кого-то это стало концом и временем последней битвы, но для кого-то только началом…

Отрывок:

Раз уж изначально я искала произведение про Ван Мана, то отрывок о нём и решила здесь процитировать.

«… Лю Сюань дал команду старшему гуну Ван Куану атаковать Лоян, а главнокомандующим Шэнь Туцзяню и Ли Суну атаковать Угуань (уезд Даньфэн, провинция Шэньси). Ван Мана взволновали такие новости. Он подсчитал, что большинство полководцев, которые могли бы сражаться, все еще противостояли хуннам за пределами Великой стены, и у них не было возможности на время отступить назад, а основные силы, оставшиеся в стране, были уничтожены ханьскими войсками. Чанъань и Лоян — единственные два крупных города, оставшиеся на основной территории. Как ему не переживать? Он временно пожаловал несколько чинов полководцев, освободил всех заключенных, которые стали солдатами, сформировал армию и отправился на восток, чтобы противостоять ханьским войскам.

Эти временно собранные солдаты не желали отдавать свои жизни за Ван Мана, и как только они отправились в путь, некоторые из них сбежали. Остальные, наконец, добрались до поля боя и с неохотой вступили в бой с ханьскими солдатами. Несколько полководцев погибли, несколько бежали. Большинство солдат не желали сражаться и мигом разбежались.

Ван Сянь, староста Хуннуна (юг городского уезда Линбао, провинция Хэнань), увидел, что Ван Ман пал духом и рано или поздно сдастся. Тогда Ван Сянь сам сдался ханьским войскам в качестве полководца. Позже, собрав свое войско, он отправился атаковать Чанъань. В результате множество тиранов также собрали свои войска, заявив, что они полководцы династии Хань, и последовали за Ван Сянем атаковать Чанъань. В 23 году н. э. они подошли к Чанъаню и наперебой пытались войти в столицу. Некоторые устроили поджоги за пределами города. Заполыхал пожар, который освещал весь Чанъань, в его пределах тоже кто-то устроил поджог. Пламя охватило дворец Вэйян, и толпа с шумом бросилась внутрь. Ван Сянь также вошел во дворец, желая убить Ван Мана. Полководцы династии Синь Ван И, Ван Линь и Ван Сюнь сопротивлялись, как могли, вместе с солдатами во дворце.

Ван Ман знал, что это был конец. Он надел парадное одеяние императора, и, держа в руках кинжал, сел в главном зале, охраняя 600 000 килограмм золота и других сокровищ, абсолютно неподвижный. Чиновники при дворе императора остались с ним. Ван Ман, утешая себя, говорил: «Небесные высшие силы со мной. Что могут сделать мне ханьские солдаты?» Другие плакали и вздыхали, думая о своей скорбной участи: «Что до этих небесных высших принципов, лишь бы не умереть!». Так прошла ночь.

На следующий день пламя дошло до павильона. Крики умирающих снаружи становились все громче и громче, было очень страшно. Чиновники убедили Ван Мана оставить 600 000 килограмм золота и спрятаться в башне на пруду Тайечи. Эта башня называлась «Цзяньтай» и была окружена водой с четырех сторон, до нее можно было добраться только по мосту, пламя никак бы не дошло туда. В Цзяньтай Ван Мана сопровождало более 1000 человек.

Ван И, Ван Линь и Ван Сюнь сопротивлялись день и ночь. Они были еле живые, когда остались одни. Солдаты, находившиеся ранее в их подчинении, были либо убиты, либо ранены. Близился конец. Воины Ван Сяня ринулись вперед. Когда Ван И и другие услышали, что Ван Ман находится в Цзяньтай, они пошли к пруду, чтобы защитить его. Но солдат уже не оставалось, и сопротивление командиров вражеским войскам было обречено. В результате все они почти сразу погибли.

В это время вокруг Цзяньтай собралось множество людей, внутри они располагались на разных этажах. Воины стреляли из луков, чтобы никто не мог подойти. Когда закончились стрелы, люди внизу закричали от радости и бросились наверх. Начался рукопашный бой. Использовали всё, что могли: копья, кинжалы, железные грабли, палки.

Когда солнце зашло, они, наконец, ворвались во внутренние покои в башне, и несколько сановников, защищавших Ван Мана, тоже были убиты. Все рванулись наверх и одним ударом ножа убили и Ван Мана. Когда Ван Ман умер, его волосы и борода были наполовину черными, наполовину белыми…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Из хорошего, несомненно, то, что в форме довольно коротких рассказов автор рассказал о периоде длиною примерно в двести лет (и это я только про 4-й том). Причем некоторые из рассказанных историй до прочтения я и сама не знала, и, вероятно, они в принципе не так уж многим известны. Так вот, к примеру, о Матушке Лю до этой книги я понятия не имела. Потом специально стала искать инфу о ней и нашла увлекательный пост от Владимира Бровина, написанный ещё в 2017-м году (да простят меня за ссыль на сторонний ресурс, но я просто не могу не поделиться, чел рассказал об этом слишком искромётно https://disgustingmen.com/history/mother-lu?ysclid=lu4ttnev3u238339939 ). Плюс к этому есть статья на англовики.

Ещё не могу не отметить, что там, где другие расписывают в подробностях лишь восстания и заговоры, автор этой книги не забывал упомянуть и о самых известных деятелях той эпохи, как в области культуры, так и в области науки. Например, он упомянул знаменитых историков Бань Бяо (3-54гг. н.э.) и его детей – Бань Гу (32-92 гг. н.э.) и его младшую сестру Бань Чжао (45-116 гг. н.э.), а также их брата, полководца и дипломата, Бань Чао (32-102 гг. н.э.), и его посланника, Гань Ина, достигшего Дацинь, т.е. Римской империи, и многих других, в т.ч. создателя бумаги Цай Луня и учёного Чжан Хэна, известного в т.ч. своими наработками в области сейсмологии. И, кстати, в 60-х годах I-го века н.э. приключилось также восстание сестер Чынг, вьетнамских национальных героинь, хотя о нём Линь Ханьда не упомянул. Если найду интересную книгу об этом, добавлю дополнительной заметкой.

Ну, о хорошем сказала, теперь главная боль. Вне всякого сомнения, эта книга отлично написана на языке оригинала, но перевод, который читать довелось мне, едва не заставил мои глаза кровоточить, и уж точно заставил мой мозг болеть. Я не знаю, кто это переводил, спасибо ему, конечно, за попытку, но всё-таки как-то обидно становится за наше образование, потому что чего я там только не повстречала – и грамматические ошибки, и перепутанные имена, и неверный выбор слов, и повторы, и много ещё чего (отрывок выше я ещё чуток пригладила). Самый запомнившийся перл – «Его семья была бедна и жила, обучая и выращивая овощи». Не, я, конечно, поржала, но вообще это мрак.

Впрочем, написано всё это максимально простым и понятным языком, поэтому кому-то, может, будет и норм, если в целом он с темой знаком. Как я и сказала, некоторые истории я всё-таки прочла с интересом. Остается лишь надеяться, что в платной версии перевод нормальный (и ещё там 100% есть картоночки)). Но, если нет, то таким же психам до красоты слога и прочим адептам грамотности я рекомендую, если заинтересовались, либо найти нормальный перевод на русский, либо всё же поискать англоязычную версию. Тем же, кто владеет китайским языком, я даже немного завидую, потому как не сомневаюсь, что человек, посвятивший жизнь китайскому языку, его изучению и реформированию, не мог написать плохо.

Ещё одна особенность, которая может затруднять чтение – это возвращение автора к более ранним событиям, когда он уже перешёл к более поздним. Это не то что бы плохо или мешает, но к этому надо быть готовым, и не запутаться. Больше мне добавить нечего. Ценность этой серии книг для меня состоит уже в том, что они освещают периоды, по которым я ничего иного найти не сумела, и, если б не перевод, через который мне пришлось продираться, я бы однозначно порекомендовала к прочтению. А так, с учётом всего вышеизложенного, могу лишь надеяться, что кому-то моя заметка будет полезна.

Полный список постов пока выглядит как-то так:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»

И я дублирую вопрос из прошлого поста с заделом на будущее:

Дальше, через пару заметок, рассказывать буду только о нашей эре. Вопрос вот в чём - стоит ли продолжать сквозную нумерацию постов или лучше начать вторую часть с нумерацией от №1 и т.д. для нашей эры?